– Так крепко спал, что добудиться не могла. Решила, пусть спит. А вы не больны ли? – Она приложила руку к его лбу. – Нет вроде…
Стас при её появлении мигом проглотил рыдания, сел, и сидел теперь выпрямившись, закутав тощие ноги в простыню, спокойно глядя в какую-то точку на обоях. Только внутри ещё колотилась боль потери.
– Ну, миленький, – продолжала говорить девица, гладя его по спине. – Не плачь больше. Понимаю, в первый раз от матушки так далеко уехал, один… Тут ещё всякие дураки неумные пристают… Но надо держать себя в руках. Ты же мужчина, кавалер… Жениться уже можешь. Жена тебе ребятишек родит. Будешь их воспитывать, чтобы они не плакали никогда.
– Нет, – крепко вытерев лицо ладонью, сказал Стас.
– Что «нет», миленький?
– Не женюся я…
– Это почему же? Все женятся.
– Я женатый.
– Вот как? – округлила глаза незнакомка. – И где же твоя жена?
– В Москве…
– Что же она там делает без тебя?
– Дочь нашу замуж выдаёт.
– А-а! – сказала девушка. – Ну ладно, ты одевайся да отдохни малость. А я пока пойду по делам. Хорошо?
Стас кивнул и вскоре остался один. Не сразу решился он встать на пол, покрытый чем-то коричневым и блестящим, затем откуда-то из глубин пришло воспоминание, что пол всего-навсего покрашен масляной краской, и тогда он встал и натянул на себя чудного вида портки с карманами и пуговицами напротив причинного места. Не без опаски подойдя к окну, глянул и увидел широкую деревенскую улицу, уходящую вдаль – к реке, догадался он.
Дома были крыты не соломой, а черепицей, везде виднелись печные трубы, был даже один дом в два этажа, с радиоантенной на крыше. В палисадниках, огороженных заборами – к чему он тоже не привык, – росли цветы. А на одном из дворов он сквозь зелень узрел такое, что чуть не зажмурился: выстроенный из струганых досок нужник! Там, где он прожил семнадцать лет, такого не было и в помине – если бы кто затеял тратить доски на чепуху, его бы засмеяли. Обходились шалашиком, а то и просто под забор приседали. А в Николине оправлялись прямо на огородную грядку и мучились глистами, серость.
Возле одного из домов стояло странное сооружение, в котором он после некоторого напряжения ума опознал мотоцикл с коляской. И тут же вспомнил, что не только имеет представление об устройстве железного чудовища и умеет управляться с ним, но и даже что у него самого есть такой в Москве, только без коляски.
Так же и незнакомка давешняя, называвшая его то «барином», то «миленьким», обозначилась в памяти: Матрёна её зовут!
