– Рассказывай.
Юрка был старше меня лет на десять и, как многие люди его поколения, навеки сохранил мечту об Америке хиппи, сексуальной революции и рок-музыки. Он до тонкостей разбирался во всяких музыкальных течениях, именах и датах. Юркины длинные волосы были собраны в хвост, и никакой одежды, кроме джинсов, он не признавал.
– Да что тебе рассказывать-то? Я же не на рок-фестивалях работала, а на балетных постановках.
– Неужто янки ударились в классику и все балеты ставят под Чайковского? – съязвил Юрка.
– Нет, разумеется, но моя область – классика и…
– Знаю, можешь не продолжать, – буркнул гость и стал лениво перебирать вывернутые из сумки проспекты и программки. И вдруг на его лице изобразился неземной восторг.
– Это что? – закричал он, схватив мятую сиреневую программку. – Ты это сама слышала?
– Видела, – автоматически поправила я, взглянув на программку мюзикла, на который я ходила в Трентоне. Мюзикл мне не особенно понравился, но в нем было несколько интересных номеров.
– Там же использована знаменитая «Кошка»! Ты ничего не понимаешь!
– Какая кошка? – Я действительно ничего не понимала.
– Да вот же, посмотри…
Я проследила за движением длинного Юркиного пальца, но все равно никакой кошки не увидела. В списке использованной в спектакле музыки значилась некая «Песня о розе» некоего Мэтью Вирца.
– Ну и что?
– Да то, что этой песни ни у кого нет! В журналах писали, что все пластинки с ней уничтожены!
– Уничтожены? Почему?
– Да что тебе объяснять! – Сосед махнул рукой, в которой по-прежнему держал программку. – Лучше скажи, ты еще туда поедешь?
– Возможно. Но через год, не раньше.
– Тогда давай бумагу и ручку, я запишу. Если ты мне эту песню привезешь, я к твоему приезду всю квартиру уберу!
– А обед приготовишь? – поинтересовалась я, с тоской глядя на американские галеты.
– Ну конечно! – пообещал Юрка и написал на предоставленном ему клочке бумаги: «Мэтью Вирц, американский поэт и композитор. Записи на музыкальном канале Си-Эм-Ти,[1] передача „Музыкальная Шапка" за 76 год».
* * *
В этот раз в Трентон я попала весной и первые пару недель даже не вспоминала о Юркиной просьбе, хотя, как человек пунктуальный, занесла ее в ноутбук, и она периодически требовательно высвечивалась на маленьком экране. Работы снова оказалось невпроворот, и я поинтересовалась таинственным Мэтью Вирцем, лишь когда наступила жара и в репетициях стали устраиваться долгие дневные перерывы.
Еще с прошлой поездки я подружилась с Леной Рум, полуфранцуженкой-полурусской, администратором местной балетной труппы. Она знала всех и все, и потому первым делом я обратилась к ней. Взлохматив короткие темные волосы, она сморщила носик, подумала чуть дольше обычного, а потом посоветовала съездить на местное телевидение и записала мне две фамилии.
