— Не беспокойся, все предусмотрено. Сейчас в Штатах заканчивается подготовка специальной группы альпинистов. В самое ближайшее время они вылетают сюда.
— Зачем? Я что-то не слышал, чтобы каким-либо американцам была предоставлена очередь совершить восхождение на Дхаулагири.
— О чем ты говоришь, какая очередь? — искренне встревожился Сток. — Ведь речь идет не об Эвересте, о рядовой вершине.
— Есть очередь и на них. Боюсь, Дхаулагири закуплен на несколько лет вперед.
Сток не на шутку разволновался. Вскочив с кресла, он забегал по холлу. С тайным злорадством Гринфилд наблюдал за ним, не спеша прийти на помощь. Так этим кабинетным «оперативникам» и надо.
— Стив, — встрепенулся вдруг Сток, — есть прекрасная идея. Почему бы нашим парням не приехать в качестве таких же, как я, туристов и не совершить восхождение тайком?
— Тогда бери руководство операцией на себя, а меня уволь: не хочу участвовать в обреченных на стопроцентный провал авантюрах. О какой тайне может идти речь, когда Гималаи буквально нашпигованы альпинистами, не говоря уж о тысячах горных туристов? Как только специально экипированные люди появятся в районе пика, о них сразу станет известно, и нас забросают тысячами «зачем» и «почему».
— Тогда надо перекупить очередь. Кто идет на Дхаулагири этой весной?
— Это мы сейчас узнаем.
Гринфилд вышел в прихожую, где был телефон. В холле он старался не держать ничего, к чему можно было бы подключить подслушивающее устройство
Сток с нетерпением ждал возвращения Гринфилда. Тот появился минут через пять.
— Считай, что нам повезло. Весной на Дхаулагири идут англичане.
— Тогда немедленно звони в английское посольство и договаривайся. Предлагай любые деньги. Компания готова субсидировать эту операцию без ограничений.
— И даже согласится поделиться с англичанами информацией?
— Ты что, с ума сошел? Ни в коем случае!
— Тогда тебе придется потерпеть. Завтра встречусь с нужным человеком в английском консульстве и постараюсь осторожно все прощупать.
В своем номере на третьем этаже Шранц первым делом повесил на ручку с внешней стороны двери табличку: «Просьба не беспокоить». Потом, не снимая пуховки, плюхнулся на постель, забросив ноги в тяжелых ботинках на спинку кровати.
Настроение было хуже некуда. Может быть, потому, что им, в прошлом всегда уверенным в себе, на сто процентов, все чаще и чаще перед восхождением стали овладевать приступы потливой слабости, хнычущего бессилия. Ладно бы, когда один, а теперь, оказывается, он не может сдерживать себя и на людях.
