— Зачем ты не послушался меня? Я же просила не шутить с будущим, которого ты не знаешь.
— Я предоставил право выбора тебе первой. Ты ведь тоже могла отказаться.
Она отрицательно покачала головой:
— Для меня выбор был определен судьбой.
— И все же ты могла отказаться. Ну скажи, могла?
Он заметил, как дрогнули ее плечи.
— Тогда здесь вместо меня оказалась бы другая женщина. Ты не должен был этого делать, Ротанов.
Голос ее был глухим, плечи вздрагивали, и Ротанов подумал, что он не напрасно рисковал. Стоило проделать все это хотя бы для того, чтобы узнать, чего она так боится.
— Поздно говорить об этом. Выбор уже сделан.
Медленно и осторожно Ротанов обошел по кругу все их небольшое помещение. Он старался не упустить ни малейшей детали. «Невеселое место. Похоже на крепость. Только осаждающим сюда не добраться». Он вновь подошел к щели, заменявшей окно, и вновь поразился толщине стен. Не меньше двух метров.
— Отсюда не выйти, но и сюда не так-то просто войти. Как именно они собираются тебя похищать?
— Давай не будем говорить об этом. И не будем думать. Ты все равно ничего не сможешь сделать. Отсюда никто никогда не возвращался. Не вернемся и мы.
Впервые он по-настоящему почувствовал ее уверенность в безвыходности положения.
— Скажи, а на твоей родине, когда мужчина выбирает женщину, у вас тоже бывает какой-то обряд, скрепляющий этот выбор?
— У нас выбор всегда взаимен. А обряд… Что ж, пожалуй, это можно назвать обрядом. Мы рисуем наши имена в большой красивой книге.
— И ты уже рисовал там свое имя?
— Нет. Не приходилось.
— Значит, я первая твоя женщина?
Ротанов почувствовал, что настала пора объясниться, расставить все по своим местам.
— Я ведь не успел узнать тебя как следует, я даже не видел твоего лица. У нас выбор не бывает таким скоропалительным. В моей стране мужчина и женщина сначала знакомятся, долгое время дружат друг с другом, иногда эта дружба переходит во что-то большее и, лишь убедившись в этом… — Он замолчал, чувствуя, что постепенно вязнет в болоте бессмысленных слов и что сказанного уже не вернешь назад. Она долго молчала. И вдруг заговорила как будто совсем о другом:
— Хочешь знать, почему существует обычай, запрещающий открывать мне лицо? Он молча кивнул.
— В обычаях бореев много рационального Этот существует для того, чтобы мужчина, после того как он останется один, не мог вспомнить лица той, которая его выбрала. Чтобы для него вся эта история не стала слишком значительной, чтобы некого было вспоминать. Чтобы навсегда, на всю жизнь, во всех твоих последующих встречах, «которые могут перейти во что-то большее», ты вспоминал меня лишь как ту, которая — не имела лица, не имела права даже на твою память.
