- Лицом к лицу, значит, - вставил Уваров.
- …С перепугу бросили корову - и бежать. Потом вернулись с охотниками. Медведя нет, а корова…
- Можно сказать, ее тоже нет, - вздохнул Уваров. - Рожки да ножки. Может, где часть мяса и припрятал. Хозяин это любит: припрятать впрок и мхом закидать. Мясо, что попритухло, - ему вроде лакомства.
- Вот дела-то какие, - сказал Яков Павлович, - придется нам этим медведем заняться. - Он поглядел на календарь, что стоял на столе. - Послезавтра, в воскресенье, отправимся. Пойдешь? - обратился он ко мне.
- Какой из меня охотник! - сказал я.
- Какой есть. Дело нехитрое.
Уваров поднялся:
- Ну, я пошел.
- Погоди. - Федотов подошел к нему и положил руки на плечи. - А по тому делу договорились? Пойми, тут не о себе думать надо.
- Хорошо, - сказал Уваров, кивнул на прощание головой и ушел.
Было видно, что на душе у директора детдома совсем не хорошо.
Я подумал о том, почему Уваров назвал медведя хозяином. Потому, должно быть, что зверь этот шутить не любит. Ударит лапой - будь здоров. А точнее сказать: поминай как звали.
Мы вышли на улицу. Тихо плавал в недвижном воздухе легкий снежок. Под ногами поскрипывало. Яков Павлович молчал, но чувствовалось, что его волнует разговор с Уваровым.
Мы спускаемся с горы, выходим на прямую улицу, и вдруг Федотов говорит, как бы ни к кому не обращаясь:
- Нехорошо.
Потом останавливается под фонарем, поворачивает ко мне лицо и вздыхает:
- Эх, Уваров, Уваров!
- Корову загубил? - спрашиваю я.
- Корова - коровой. Тут медведь виноват. А человек - это главное.
Он помолчал.
Я еще не мог понять Федотова.
- Судьба человека решается, - сказал Яков Павлович, - а Уваров о себе думает, о своем удобстве, о своих интересах. А, что говорить! Вон видишь, окно светится… - Он протянул руку к освещенному окну. - Живет там наша библиотекарша, Кира Матвеевна. Мужа на войне убили. Одна. Пошла она в детдом, к этому Андрею Ивановичу Уварову, попросить, не дадут ли ей там ребенка на воспитание. Все жизнь будет полнее. Пришла, а у них час отдыха - спят детишки. Повели Киру Матвеевну в спальни. Она поглядела - все во сне вроде бы одинаковые. Глаза закрыты, щеки красные. В общем, ни один из ребят ей не приглянулся, за сердце не задел. Собралась уходить, а Уваров ее чай пить пригласил. И тут же за столом девчушка лет семи чашки полощет, хозяйничает, одним словом. Когда ходит, над столом только темный чуб торчит, бантиком завязанный… Ну, пошли, дорогой я тебе все расскажу… Я ее видел, Галочку эту. Ну Галка и есть. Глазки черные, и, видно, добрая девчушка, ласковая. Когда чай попили и Галя эта пошла к своим книжкам-картинкам, Кира Матвеевна и говорит: «Вот эта девчушка мне по душе пришлась». А Уваров сразу как отрезал: «Нет, у нее отец есть. Нельзя». Библиотекарша наша, уходя, присела рядом с Галей, несколько минут книжку с ней почитала, о картинках поговорила. Потом девчушка эта ее до двери проводила. И все. А вот запала она в сердце Кире Матвеевне. Днем и ночью Галочку эту вспоминает, скучает, как по дочке все равно. И узнала, что неверно сказал ей Уваров. Нет у девчушки ни отца, ни матери. Было одно предположение о ее родителях, посылали запрос - не оправдалось. Кира Матвеевна снова к Уварову. А он новый довод выставил: «Возьму девочку к себе. Я тоже имею право, как каждый гражданин, взять на воспитание. Что с того, что я директор».
