Майорк ошибся, и его ошибка будет означать его конец. Он потешился достаточно. Он хотел нанести слуге Митры тяжелый удар — надо признать, это ему удалось. Когда в Тарантии он пришел к Грому и сказал, что дочь находится у него, в Аките, тот, не медля ни вздоха, вскочил на коня и поскакал в Акит. Здесь он узнал, что старик прячет Иену. Мало того, хитроумный маг придумал какую-то каверзу и с девочкой могло случиться нечто страшное, если он, ее отец, не покорится желанию Майорка стать хозяином мира, если не научит старика божественной Силе Митры… Маг проиграл уже тогда, хотя не знал об этом сам, как не знал об этом и Гром. Теперь, даже потеряв навсегда дочь, даже погибнув сам, слуга Митры победит. Первый шаг к победе — осознание того, что победа будет твоя. Гром сделал первый шаг.
Не раз в минуты отчаяния Гром представлял лицо Учителя, не раз ведал ему свою боль. Ничего не отвечал ему наставник, лишь вглядывался внимательно в зеленые глаза ученика, словно в них пытаясь найти и вопрос, и ответ. Так же и ученик жадно смотрел прямо в янтарные зрачки Учителя, видя в них каждый раз свое отражение, и только. Но и этого было достаточно, чтобы ободрить, поддержать и направить Грома. В мысленных беседах с наставником он все яснее представлял себе, что с ним происходит; представлял — и ужасался. За несколько лун он, всегда такой спокойный и уверенный, превратился в жалкое свое же подобие. Отражение этого подобия в глазах Учителя лучше всяких раздумий подсказало ему, что надо делать. Все оказалось намного проще, чем выглядело вначале. Оставаться слугой Митры в любых обстоятельствах — так ответил Гром на все свои вопросы и теперь корил себя за прежние колебания и сомнения. Оставаться самим собой — что может быть проще? Но что может быть труднее? И опять Гром отбросил прочь ненужные размышления. Есть клятва, а значит, есть долг, и долг надо выполнять. Эта простая цепочка слов и будет основанием всего, каждого слова, каждого поступка, каждого поворота мыслей. Поняв это, оставалось только действовать.
Нэго бормотал уже последние слова заклинания, с любовью глядя на поднимающуюся из горшка орхидею, когда дверь его конуры вдруг медленно начала открываться. Колдун вытаращил глаза, оборвав заклинание, и цветок тут же стал чахнуть. «О!» — в отчаянии толстяк отвернулся от двери, быстро шепча последние, самые главные слова. Орхидея вновь подняла головку. Поднял голову и колдун. Торжество, мелькнувшее было в его глазах, тотчас угасло — перед ним стояла девушка. В руках она держала длинный узкий меч, и это совсем не понравилось коротышке. Тем не менее он не собирался показывать свою тревогу юной особе. Сладко улыбнувшись, Нэго указал девушке на табурет и ласково произнес:
