— Давить их!
— Повесить! Тут худосочный припадочно задергался и пустил слюну, что, по всей видимости, должно было означать начало военных действий. Коротышка, пыхтя, попытался укусить Улино за спину, на что Сенизонна, сидевший рядом с толстяком и тоскливо бубнивший себе под нос очередной вздор, так двинул его локтем в подбородок, что тот с визгом отлетел в толпу задир. В ответ чей-то кулак заехал Сенизонне прямо в его прекрасный глаз, а в тот же момент худосочный с воем накинулся на Лакука и вцепился ему в волосы.
Разъяренные шуты вскочили со своих мест, хватая со стола разного рода предметы, ибо знали по опыту, что в драке пригодится все. Енкин размахивал пустым кувшином из-под пива, то и дело врезая им одному в нос, другому в бровь, третьему в ухо; возле него молча крушил забияк Агрей: он так ловко уклонялся от ударов и так ловко наносил свои, что вскоре его соломенные волосы уже мелькали в самой середине драки. Кук и с трудом отцепившийся от худосочного Лакук, схватив табуреты, оборонялись ими, и довольно успешно — трое или четверо уже валялись на грязном заплеванном полу, скуля и размазывая по себе кровь.
Толстяки давили противника массой. Рядом с ними сражались Сенизонна и Ксант. Грустный красавец, казалось, здесь попал в родную стихию: со сверкающей улыбкой он получал по всем частям своего тела и головы, и с той же улыбкой сам раздавал удары направо и налево. Но первой его жертвой стал худосочный, сейчас возлегающий на соседнем столе без чувств и с разбитым лбом. Воодушевленный этой победой Сенизонна уложил еще троих и теперь вместе с Ксантом пробирался к Агрею, которого уже душил какой-то дико визжащий оборванец.
Играт драться не умел, а потому на пару с Велиной кусался, царапался и пинался, что тоже принесло уже свои результаты — трое нападавших на них ремесленников с проклятьями отступили, ощупывая располосованные лица красными от крови пальцами.
Михер, яростно плюясь, пытался проложить себе дорогу к Мадо — его совсем не было видно за широкими спинами тарантийцев. Отдирая от себя чьи-то руки, рыча и отбиваясь, колобок в ужасе следил за мелькающими в воздухе кулаками, что наверняка опускались на голову рыжего. Но юркий Мадо с железными кулаками пока еще держался. Окруженный со всех сторон, он вертелся словно белка; рыжие волосы его уже слиплись от крови, оба глаза были подбиты; злобно ощерившись, он кидался на противников, целя в зубы или в пах, сам почти не замечая их ударов. Наконец Михер встал рядом с ним, в пылу драки едва не получив в ухо от своего же приятеля.
