— Ездил. За месяца два перед смертью. Довольный приехал. Даже веселый.
— Не рассказывал вам о своей поездке?
— Не. Даже вроде бы совсем затаился.
— И вы не расспрашивали?
— Мое дело маленькое. Я не духовник. Да и у отца Серафима, ежели он молчит, слова не выпросишь. Строг и взыскателен ко всему причту был. К тем, кто причислен.
— А я к вам за этим и пришел, отец Панкратий, — со вздохом высказал Саблин. — Чтобы побольше узнать о сокровище. Кто хранит, где хранит и что хранит?
— А ты самого протопопа спроси.
— Серафима? Нехорошо так шутить, отец Панкратий, — укоризненно сказал Саблин.
— А я не шучу. Последние месяцы перед смертью покойный начал дневник вести. Каждый денек в школьную тетрадь записывал.
— А где дневник?
— У нового протопопа спроси. У отца Никодима. По воле покойного, я тому эти тетрадки и отдал.
Протоиерей встретил Саблина сухо, даже не поднявшись с кресла. Он читал. Не улыбаясь, отложил в сторону книжку и снял очки в золотой оправе.
— Перечитываю классиков, — признался он. — В данном случае Алексея Толстого. По телевизору показывают «Хождение по мукам». Это, по сути дела, фильм о прошлом нашего государства, каким его видят авторы фильма. Вот мне и захотелось вспомнить, каким оно выглядит в первоисточнике.
— Каждый человек по-своему видит прошлое, — заметил Саблин. — Мне тоже иногда хочется на него взглянуть. Для этого я и пришел.
— Объяснитесь.
— Ваш предшественник, отец Серафим, за несколько месяцев до смерти завел дневник. Мне удалось выяснить, что сохранилось несколько школьных тетрадок и что находятся они у вас.
— Допустим.
— Я должен изъять их у вас.
— Вы из милиции?
— Из уголовного розыска.
— Протоиерей Серафим никогда не был и, к счастью, уже не будет под следствием, повысил голос протоиерей.
— А если под следствием кто-то другой, кого могут уличить или оправдать эти записки?
— Не вижу таких в его окружении. Нет о них ни слова и в его дневнике.
— Я прочту его и соглашусь с вами, если вы правы. — А если я не дам вам эту возможность?
Саблин улыбнулся.
— Вы служитель церкви, отделенной от государства, — сказал он, — но, как гражданин этого государства, вы обязаны оказывать ему всяческое содействие.
Отец Никодим, не отвечая, подошел к стенке с книжными полками и с верхней вынул втиснутые меж книгами три школьные тетрадки. Ему было явно жаль расставаться с ними.
— Не понимаю, — проговорил он недоуменно, — зачем вам понадобились записки священника? Ведь это же чужой вам мир, свои радости и печали, свои заботы и прегрешения. Я читал их, как исповедь покойного, а тайна исповеди для меня священна.
