— Родные вы мои, соколы, — сказала она и низко поклонилась летчикам, — от нас вам спасибо…
— Что вы, что вы, мамаша!
Летчиков окружила плотная толпа. Люди стояли молча. Не взгляды их были красноречивей самых горячих слов благодарности.
Вдруг толпа колыхнулась, отпрянула. Кто-то крикнул:
— Вот они, с парашютами спустились, да удрать не удалось, поймали.
Их было двое. Впереди шел худой, небритый летчик. За ним следовала женщина-стрелок. Гортанным голосом фашист бросил ей через плечо:
— Иди вперед.
Боязливо озираясь по сторонам, немка ускорила шаг.
— Паскуда, — яростно выкрикнула старуха-беженка. — Смерть тебе, смерть, да не людская, а черная. — Она побежала вслед за немцами.
— Чего стоите, они в наших детей стреляли. Мы — их судьи! — взывала другая женщина.
Вся толпа кинулась к пленным… Летчик и штурман молча отвернулись.
Немного погодя подъехала легковая машина. Хлопнув дверцей, из нее выскочил лейтенант государственной безопасности.
— Мы из Борисова за вами, товарищи, — обратился он к летчикам. — О самолете не беспокойтесь, все будет сделано.
— От Борисова до нас два часа езды, — заметил повеселевший Пряхин.
Яков встал, но тотчас же пошатнулся и опустился на землю. Лицо его побледнело.
— Голова закружилась, — удивленно проговорил он и, как бы оправдываясь, добавил: — Первый раз в жизни.
Ему помогли подняться.
Машина мчалась к городу. Колосков осторожно, с трудом раскрыл планшет, стал доставать карту. Из планшета выпала фотографическая карточка. Таня!
Все эти дни Яков почти не вспоминал о ней и сейчас почувствовал себя виноватым. А был ли он виноват? Так много произошло за эти дни: беспрерывные бои и бомбежки, гибель товарищей и ранение Дружинина, трудные мысли об отступлении. Огненный смерч, кровь, предельное напряжение всех сил, душевных и физических. Все это слишком резко обозначило грань между мирным, довоенным и этими несколькими днями. За гранью осталась совершенно иная жизнь, и в той жизни была она, Таня. В теперешнюю же его жизнь она не успела еще войти.
Таня! Сколько же времени прошло с их последней встречи? Много? Мало? Ведь сейчас счет ведется совсем иначе. Дни порой вырастают в годы, порой летят, как мгновения. Последнюю встречу Яков помнит очень хорошо…
Перрон харьковского вокзала. Таня бежит по железнодорожному полотну, перескакивая через шпалы. Он бросился навстречу ей.
— Таня! Едем со мной. Сейчас же. Ну зачем, ну чего нам ждать?
— Вот торопыга! Вот прямо так сейчас и ехать? А может, я и совсем не приеду к тебе, — Таня стояла близко-близко. Ух, какие у нее глаза. Серые, огромные, смеющиеся.
