Ян Владиславович, как всегда, выразил девушке свое одобрение в осязаемой форме, определив ей по возвращении из городской больницы место в собственной спальне. Но традиционная уже для Риты награда, возможно, ценимая еще более высоко, все же незаметно для нее самой потихоньку перетекала в разряд привычки. Как для истинно верующего священнослужителя становится обыденной, хотя и жизненно необходимой для смысла и цели существования, каждодневная церковная служба. Но со временем восторг обретения заменяется удовлетворенным чувством долга, любовь новообращенного неофита переходит в усердное почитание, готовность сгореть на жертвенном огне – в радетельное, старательное служение у алтаря. Ум и сердце, отторгнув часть себя в пользу высокого и вечного, которое, однако, не в состоянии ответить взаимностью, но лишь принять даруемое, готовы наконец обратиться своей оставшейся частью к простым земным делам и чувствам.
Так вышло, что Рита, вернувшись ранним утром в свою собственную комнату, возвратилась мыслями к совсем другому событию, нежели заслуженное ею посещение хозяйской спальни. Вернее даже сказать, не к событию, а к реальному существу, собрату, взволнованно поджидавшему возвращения ее, Риты, и мадам с задания нынешней ночью.
Когда девушки тихонько вошли в незапертую калитку заднего двора, отпустив предварительно, из осторожности, нанятое такси за целую улицу от дома, в тишине особняка, кроме хозяина, поджидая их, не спал один только Миша. Остальные давно разошлись по комнатам, не желая сгущать краски тягостного ожидания и предпочитая узнать новости, радостные или дурные, по утреннем пробуждении, когда ночные события завершатся тем или иным образом. Хозяин же, напротив, не испытывал предубеждения перед неизвестностью и предпочитал пополнять свою осведомленность по мере поступления вестей от участников срочной и вынужденной операции. Миша, по той же причине и как ответственное лицо, также бодрствовал на страже. Кроме того, боевой командир имел еще одно необязательное соображение, которое призывало его оставаться в ожидании на посту.
Приятно видеть в чертах лица, ставшего небезразличным, отражение волнения и последующего облегчения, смешанного с долей нежности и ожидания взаимной радости. Миша, спешащий им навстречу из ночного, одним окном освещенного, дома, не скрывал беспокойства. Он отрывисто бросил, точно гранату, вопрос. Мадам ответила, с достоинством удачливого диверсанта, похвалив Риту с высшей оценкой. Успокоенный и довольный Миша, идя рядом с девушкой от калитки и не прекращая на ходу расспрашивать мадам, тихонько поймал Риту за руку, поднес ее ладонь к губам. То ли означив благодарность ее «золотым ручкам» и талантам медсестры, то ли имея в виду нечто более интимное и глубокое. Как бы то ни было, Рита не осталась равнодушной к его заговорщицкому маневру, истолковав подпольный демарш в лестную и приятную для себя сторону. И на сей раз она не ошиблась.
