Но он знал, что Кэти как личный удар воспримет его отказ от презентабельного фасада его профессии, который, в сущности, был фундаментом ее жизни. То, что он решил сделать теперь, ей неминуемо представится настолько невероятным, что она скорее всего недоверчиво скажет: «Я просто не могу этому поверить. Это как-то не в твоем духе, дорогой». Значит, вопрос встанет о…
- Я считаю… - Он совсем забыл о немце, который как раз в эту минуту произнес: - Я считаю, что у вас, англичан, во всем хороший порядок и никакой путаницы.
- Это не так уж верно в нынешнее время, - сказал Керр, заставляя себя вернуться на землю и вспомнить об этом иностранце.
- Но вам лучше, чем немцам, - медленно сказал Гельмут. - Каждый немец все время, всю жизнь думает о том, чем мы были и чем мы должны были бы стать.
- По-моему, мы не так уж различны в этом, - возразил Керр.
- Но вы не верите в мифы. - Гельмут сердито взмахнул сигарой, описав дугу на фоне французского неба.
- Может быть, и нет, - сказал Керр. - Но, как и Германия, мы тоже теряем что-то, чем обладали всегда.
Гельмут вздохнул.
- Может быть, это и хорошо, - сказал он. - Может быть, всем следует потерять все. Тогда мы все могли бы начать сначала, без лжи.
- Вы так думаете? - сказал Керр.
Они наблюдали за «ДС-8», который заходил на аэродром в Ницце, и сигнальные огни у него на крыльях, на хвосте и на брюхе мигали поочередно - точно человек закрывал то один глаз, то другой. В таком деле важно, разумеется, отличить человека от звезды. Керр мысленно записал это, наблюдая за самолетом и зная все, что делал сейчас летчик в кабине, зная, что - как это бывает всегда при ночных приземлениях - настанет момент, перед тем как он коснется земли, когда ему покажется, будто он потерял контакт с окружающим: со светом и мраком и с землею и воздухом. И легкий удар колес о бетон принесет облегчение, потому что самое лучшее в полете - это все-таки реальность земли, когда ты возвращаешься на нее.
Он догадывался, что немец, разглядывая небо, полное звезд, тоже думает о «ДС-8», и Керра забавляла и в то же время удивляла мысль о том, что вот они - два серьезных человека, которые уже покончили со всякими легкомысленными пустяками, несколько неуклюже, но искренне как будто начинают дружить и что в основе этой дружбы лежит не то, о чем они говорили, а то, о чем им не надо друг другу говорить. Недоставало только теплоты, и едва Керр об этом подумал, как немец тут же восполнил пробел.
