Вера визгливо засмеялась, и даже Вероника снизошла до улыбки. Лиза покраснела, и в это мгновение Виктория остро пожалела, что поддалась-таки на уговоры гонщика и не осталась дома.
Что, в конце концов, связывает ее со всеми этими людьми?..
– А вот эти стихи, – заторопилась поэтесса, – я написала совсем недавно. Послушайте…
Я долго шел по лабиринту
Неверной памяти моей,
Припоминая все обиды
И боль давно минувших дней.
Из мрака выступали маски,
Таинственные письмена,
Рука в немом порыве ласки,
Пятно пролитого вина.
Бежали страхи чередою
За плачущим поводырем,
Как брейгелевские изгои,
Давно забывшие свой дом.
Два незнакомых человека…
Это уже было гораздо лучше, но тут кто-то с грохотом уронил тарелку, которая разбилась, кто-то другой не преминул сделать недовольное замечание, примчались официанты, убрали остатки тарелки и вытерли пол. Поэзии, какого бы качества она ни была, уже не осталось места в этом мире, и Сергей предложил очередной тост. «За женщин, которых мы любим», – прочувствованным голосом молвил он. Настолько прочувствованным, что даже прямоугольный, как шкаф, Владлен вздохнул и кивнул.
– Мне показалось или он посмотрел на тебя, когда произносил этот тост? – вполголоса поинтересовался Коля у Виктории.
– Показалось, – отрезала та. – Лиза, с тобой все в порядке?
Поэтесса опустила глаза. Рядом с ней Павел, таки дорвавшийся до заветной бутылки, уже приканчивал ее.
– Ничего, Виктория, – сказала Лиза, выдавив из себя улыбку. – Бывало и похуже.
У нее было лицо человека, заранее смирившегося со всеми неудачами и уверенного в том, что ни одна из них никогда не обернется удачей. Лиза не смотрела на Викторию, и писательнице казалось, что она знает почему. «Ну разумеется… Я для нее представитель отвратительного племени лжеписателей, которые заполнили все полки книжных магазинов и имеют наглость сочинять развлекательные истории, в то время как Настоящая Литература и Высокая Поэзия никому не нужны. Только все это бесполезно. Каковы читатели, таковы и писатели. У Пушкина были читатели, достойные его уровня, а сегодня ему пришлось бы сочинять эстрадные песенки или спиться». Возле нее Коля шумно перевел дух, поглощая дорогой паштет. Журналист ел, чавкая и давясь, словно дома у него было двое больных детей и его только что выгнали с работы, и поэтому он стремился насытиться на неделю вперед. «И еще у него есть какая-то жена… – с неожиданным приступом омерзения подумала Виктория. – Как с таким типом вообще можно жить?»
