– Простите меня, сэр.
Крессида встала и, ничего больше не сказав, вышла из библиотеки. Джек не верил своим ушам.
«Простите меня, сэр»? Что это значит?
У себя в комнате Крессида приняла твердое решение: она должна избегать Джека. Постоянно. И никогда больше не оставаться с ним наедине. И не потому, что боится его – она боится себя. Крессида дотронулась до губ. Какое удовольствие она только что испытала! Она-то считала, что целует мужчина, а женщина просто принимает поцелуй. Но Джек приглашал ее разделить с ним эту радость.
Она нервно теребила бахрому шали. Вот Эндрю… Тот силой пытался заставить ее подчиниться его прихотям. А Джек… Здесь опасность кроется в ее собственном желании принять все, что он может предложить. Девушка испытывала к нему не только физическое влечение. Ей нравилось быть рядом с ним, шутить, смеяться, беспокоиться о его руке. От беспокойства всего один шаг до любви. Но этот же шаг ведет к пропасти. В глубине души она знала, что уже готова на все. Необходимо любым способом удержаться. Одно дело, когда тебя толкают к краю, и совсем другое – прыгнуть вниз самой.
Джек недовольно смотрел на пустой угол около окна. Крессида больше не работала за письменным столом и не сидела на подоконнике. И больше не читала книги для собственного удовольствия. Она приходила в библиотеку только затем, чтобы помогать отцу. Даже завтракала у себя в комнате. Чаем и гренками. Да она умрет с голоду! Обычно по утрам у нее бывал хороший аппетит, а теперь она перестала спускаться в столовую.
Джек понимал, почему: доктор Брамли часто вставал поздно и Крессида не хотела оставаться наедине со своим хозяином.
«Простите меня, сэр». Он не мог забыть эти слова.
Не следовало целовать ее. Но ведь она ответила! При воспоминании о мягких, податливых губах у Джека все заныло внутри. А потом Крессида испугалась.
Может, она вообще не хочет, чтобы он ее целовал, и избегает его, чтобы этого не случилось? Да ей достаточно просто сказать ему.
Джек в ярости зашипел. Черт! Он должен быть благодарен Крессиде за то, что она не искушает его своим присутствием. Но как же, черт возьми, он скучает по ней! Она больше не порхает по лестницам, не спорит о том, как правильнее расставить книги на полках. Он не слышит ее смеха… Ему ее не хватает, и все тут!
Желание поцеловать ее не проходило, не говоря уже обо всем остальном. Гамильтон не понимал самого себя, так как никогда страсть не управляла им. Он ловил себя на том, что огрызается на всякого, кто попадается под руку. А происходит это из-за постоянного напряжения и бессонных ночей.
