Последнее письмо было прощальным. Никола написала его вечером того дня, когда Томаш в последний раз побывал у нее дома. На следующий день от него ушла Божена, а Никола перестала быть его тайной. Вот оно, это письмо:
«Без тебя, как без воды и без сна. И я чувствую, что скоро будет – как без воздуха.
Цветы вянут. Я задыхаюсь.
Ты не придешь больше. Я знаю, что нет. Теперь самое время написать красивое слово – прощай».
С тех пор прошел уже месяц, и они могли любить друг друга свободно, а не украдкой, как раньше. Никола желала, ждала этого от Томаша, но он, будто испугавшись чего-то, сторонился ее, беспомощно делая вид, что все случилось так, как он того хотел. Но скоро Никола поняла, зачем и как уехала Божена…
Все, что было после этого письма, стало послесловием к ее любви. Именно сейчас, запертая в четырех стенах ванной, Никола остро почувствовала, что вот уже почти месяц живет словно в забытьи, не в силах ничего изменить. Как послушная школьница, давшая слово, она ухаживает за Томашем и не может просто встать однажды утром и уйти. Или днем – да, почему же не днем, а может быть, вечером, может быть, прямо сейчас?!
Эта возможность так ярко представилась ей, что она остановила мерный шелест воды и стала поспешно вытираться.
Войдя в спальню, Никола схватила первое попавшееся платье, посмотрела – Боженино, снова распахнула шкаф, нашла свое, надела, с трудом застегнув длинную молнию на спине. Потом присела на кровать и стала натягивать скользкие, непослушные чулки – они прилипали к еще влажной коже, не желая расправляться. Никола, начиная сердиться, дернула – длинная стрелка метнулась к пятке.
И вдруг из передней послышался голос Томаша, искаженный домофоном. Так, в одном чулке, Никола и отворила.
Томаш, потирая озябшие руки и не раздеваясь, посмотрел на руки Николы, комкающие ненадетый чулок, потом на ее ноги.
Никола наклонилась, чтобы снять рваный чулок. Потом повернулась к Томашу спиной и босиком вернулась в спальню. Там, вскрикнув, бросила на пол чулки и упала на холодный атлас покрывала, пытаясь спрятать в нем свои слезы.
В эту ночь он любил ее так, как тогда – в их первую ночь. Он шептал ей слова, от которых так кружилась когда-то ее голова. Но сейчас они лишь отзвуками прошедшего скользили мимо нее.
В эту ночь она впервые внутренне изменила ему. Правда, пока с безымянным соперником. Она отдавалась ему, закрыв глаза, и ласки мерно покачивали ее тело, словно волны океана. А она плыла по нему и чувствовала, что больше не боится большого мужского мира, в котором ей суждено было родиться женщиной, – она плывет. И океан послушно поддерживает ее тело.
