– Вы – член медицинского персонала на судне, – он прервал ее с ледяной суровостью в голосе. – И ваши действия должны оцениваться с этой позиции. Это серьезнее, чем вы себе представляете, сестра, и хотя мне не хотелось, бы принимать меры, я должен вас предупредить, что в дальнейшем нарушение дисциплины с вашей стороны повлечет адекватную реакцию со стороны администрации. У меня все, сестра.
Но Гейл не считала, что разговор окончен. Она вскинула голову.
– Это нечестно! – обвинила она Бретта. Голос ее окреп и набрал силу, хотя в глазах блестели слезы. – Вы меня даже не выслушали! Вы... – Он холодно посмотрел на Гейл и вышел, не говоря ни слова.
Гейл осталась стоять посреди кабинета; она закрыла лицо руками. Девушка была даже благодарна ему за то, что он вышел, не позволив ей договорить. Чувство обиды от перенесенной несправедливости могло заставить ее сказать что-нибудь, о чем она бы потом пожалела. Говорить с доктором в таком тоне считалось совершенно недопустимым.
Гейл бы многое отдала, только чтобы оказаться сейчас в своей каюте со своим унижением и обидой, но ей пора было сменить сестру Мак Манус.
Ей трудно было сосредоточиться на работе, она все время вспоминала этот ужасный разговор и то, как холодно и враждебно смотрел на нее Бретт.
Если согласиться с его точкой зрения, она действительно поступила неправильно. Гейл сидела за столом в маленьком офисе с ручкой в руках, она собралась писать дневной отчет, но невеселые мысли отвлекли ее от этого занятия. Как это она сразу не подумала, что ее прогулка с Мэтьюсонами может быть так неверно воспринята доктором? Наверное, он имеет право говорить то, что он сказал. Но зачем он был с нею так суров?
Слезы опять подступили к ее глазам. Все ее мечты теперь были разрушены. Невозможно было поверить, что та ночь, когда корабль проходил Канал под яркими звездами пустыни, ей не приснилась. Что заставило Грэхема так к ней перемениться?
Гейл решила, что это была не просто попытка поддержать свой авторитет. Разговор об авторитете послужил поводом, позволяющим выплеснуть наружу недовольство, накопившееся в результате какого-то более глубокого и личного переживания. Но какого?
Она услышала шаги и подняла голову. В дверях стояла сестра Мак Манус. Несмотря на жару, она, как всегда, выглядела свежей и аккуратной в своем сером кружевном вечернем платье.
– Вы еще не ужинали, сестра? – спросила Мак Манус.
– Я не голодна, – сказала Гейл, избегая прищуренного взгляда старшей медсестры.
