Через витрину парикмахерской рассматриваю кресла, которые кажутся легкими и воздушными, хотя у них толстые сиденья. Эти кресла не выходят у меня из головы, и, уже пройдя пару улиц, я все же возвращаюсь назад и вхожу в парикмахерскую. Ярко накрашенная пожилая дама усаживает меня в кресло-облачко и просит подождать. Она исчезает за узкой дверцей; мне слышно, как в соседней комнате она говорит с кем-то таким тоном, каким обычно отчитывают непослушного ребенка. Потом возвращается с кипой каталогов в руках. Она показывает мне всевозможные варианты причесок, завивок и мелирования.
Но мне хочется просто немного посидеть в облаке, и я прошу только подрезать кончики. Она отворачивается, с упреком в голосе кричит «Марио!», и из узкой двери выходит молодой человек. Он идет по залу, небрежно размахивая руками, всем своим видом показывая, что ему совершенно наплевать и на эту парикмахерскую, и на старуху-шефиню, которая из-за своей стойки украдкой косится на нас. Бесстрастно он подкатывает мое облако к раковине. Ледяная вода с шумом обрушивается на мою голову, и я думаю, что там, за дверью, шефиня, наверно, изрядно его разозлила, и теперь он, представив себе, что это ее голова, нарочно включил ледяную воду и стал немилосердно теребить мои волосы.
Помыв голову, он катит меня к зеркалу. В зеркало я вижу витрину. В витрине машина, двоясь, проезжает по улице и потом, на стыке зеркальных отражений, въезжает сама в себя. Я с интересом слежу за тем, как два битком набитых автобуса бесшумно врезаются друг в друга, как непонятно откуда взявшиеся пешеходы спешат навстречу своим зеркальным двойникам и также внезапно проваливаются, будто на какой-то определенной точке засасываются под землю.
Клацанье ножниц снова возвращает меня в кресло парикмахерской, Марио с упрямо-безразличным выражением лица подстригает мне волосы. Вскоре распахивается входная дверь, и в салон входит девушка с оранжевыми солнечными очками и футляром для виолончели. Это ее я постоянно вижу возле конной статуи. «Реа!» – восклицает шефиня, выпрыгивает из-за стойки и услужливо подкатывает к ней облако. Похоже, Реа здесь постоянная посетительница – даже Марио кивает ей в зеркало и кривит губы в холодной улыбке. Я уже собираюсь подняться из облачка, но Марио нахлобучивает мне на голову сетку. Он нажимает на кнопку и говорит, что через полчаса будет готово. Я хочу спросить у него, что именно будет готово через полчаса, ведь я хотела подрезать кончики, но его уже нет – исчез за узкой дверцей. Проволочки и трубочки в фене накаляются, я сижу тихо, стараясь не шевелить головой, в страхе, что волосы запутаются в этих проволочках и сгорят. Краем глаза я смотрю на Реа и женщину, втирающую ей в голову жидкость, которая пахнет моющим средством. Трубочки в фене гудят и трещат, поэтому ничего более я не слышу, а вижу лишь, как беззвучно открывается и закрывается рот парикмахерши. Жидкость размыла русые волосы Реа. Она сидит в облачке, на голове осветленная масса, бесцветные волосы старухи.
