Конец Рублевки | страница 3



Сашка вырыл в снегу углубление, расстелил плотную непромокаемую ткань и улегся. Теплый комбинезон отлично защищал от холода. Никаких неудобств, за исключением скуки от бездействия. Уже через пару часов начал нетерпеливо кусать губы. «Нда, снайпером ты бы подрабатывать не смог». Впрочем, с детства он мечтал о том, чтобы стать фотографом. И стал. Хотя воспитатели магаданского детского дома, в котором он вырос, мальчиков направляли учиться на автомехаников, а девочек – на швей или поварих. Что ж, чинить машины он научился, диплом получил. И даже устроился по профессии – в автосервис. Продержался недолго.

Когда Сашка был маленький, лет пяти, отец-дальнобойщик брал его в долгие рейсы. Мальчишка глядел в окно грузовика, наблюдая, как меж сопок – серо-зеленых летом и серо-белых зимой – петляет унылая Колымская трасса. Отец подмигивал и ворошил его волосы:

– Что, сынок, скучно?

Скучно Сашке не было.

– Я вот раньше тоже думал, отчего люди песни про Север слагают, ведь глазу не на чем остановиться. Деревья карликовые, небо низкое, море ледяное. А вот выехал в свой первый рейс и прозрел. Посмотри, какие просторы. И природа… Знаешь, есть красота, которую сразу видно, а есть такая, которую нужно почувствовать. Первую увидишь – и забудешь. А вторую всегда будешь в сердце носить.

Ребенок высокопарные речи не разумел, но звук папиного голоса ему нравился. Под него было хорошо засыпать. Однажды Сашка проснулся и долго не мог понять, что происходит. Милицейский уазик, мужчины в форме, женщина в белом халате, красные пятна на лобовом стекле. Кроме отца, родственников у ребенка не было. Его определили на государственное попечительство.

Сначала Сашка не улавливал, почему его папу, заснувшего за рулем, увезли в белой машине с красным крестом и до сих пор не возвратили. Папка поспать любил, но не столько же дней подряд! Каждый день мальчик ждал, что во время занятий в класс войдет директор и скажет строгим и одновременно радостным голосом: «Агеев, на выход. К тебе приехали!» Он выбежит во двор и увидит отца. Тот виновато улыбнется, обнимет сына и велит собирать вещи. Они покинут интернат и отправятся домой.

Но минула неделя, месяц, год, а отец так и не пришел. Когда Сашке исполнилось семь, старший товарищ рассказал ему про смерть. Долго расписывал, что это такое: человек перестает дышать, видеть, слышать. Сколько его ни тормоши, не очнется. Он как бы есть, но на самом деле уже исчез и больше никогда не вернется. Человека забирают и куда-то увозят. Ребенок догадался, что папа умер. Он спросил у воспитательницы, так ли это. Та оторвалась от проверки тетрадок, погладила его по голове и сочувственно прошептала: «Бедный мой мальчик». Он развернулся и пошел прочь. В кабинете трудов было пусто. Сел на пол в дальнем углу, обхватив колени руками, и заплакал. Теперь он точно знал значение слова, которым часто называли интернатовских детей педагоги. Сирота – это тот, к кому родители больше никогда не вернутся.