— Но даже над Мордором светят лучи созвездия Элберет, — вспомнил я вслух строчку популярной в Шире песни.
Эльф печально покивал и добавил:
— Светит, да не греет.
И ушел к себе. Драпать отсюда надо, думал я, яростно закидывая в чемодан барахло. Еще чтобы его звезды грели… На Нурнене должно быть жарко, южные пустыни близко. Вот там пусть греется сколько и под чем хочет. А я от такого отдыха уже спекся. Голова раскалывается, как с похмелья. Небось тепловой удар. Как раз для поездки на юг…
Еле передвигая ноги, я зашел за эльфом, и мы потащились в автобус. Почти все уже сидели на местах, и когда мы заняли свои кресла, экскурсовод окинул нас неодобрительным оком и поднял трап. Его раздражала необходимость возиться с этой алюминиевой железякой из-за меня, ведь гномы запрыгивали на подножку без ее помощи. Меня вдруг одолел стыд за свое поведение, захотелось исчезнуть — хоть бы и с помощью Кольца. И плевать на последствия…
Я очнулся. В салоне и снаружи было темно, автобус быстро ехал по трассе, но я почему-то лежал лицом к небу, усыпанному звездами. Пошевелившись, я понял, что лежу поперек сидений, головой на левой руке Келеборна. Эльф почувствовал мое движение и нагнулся.
— Как вы, Рэнди? — спросил он.
Я повертел головой — не гудела. Подумал о своем поведении — преисполнился гордости. Порядок.
— Спасибо, хорошо, — сказал я и сел. Келеборн тихо напевал, а может, я опять слышал его музыку:
…И о том, что кто-то бродит,
Ищет счастья — не найдет,
И о том, что все проходит,
Все проходит, все пройдет…
[**]Мне стало спокойно и уютно. Я устроился поудобнее и заснул.
Весь следующий день мы катили к югу, останавливаясь в придорожных забегаловках, чтобы поесть. Местность опять стала зеленой, преобладали ксерофиты с колючками или восковыми листочками. Кондишен сильно облегчал жизнь, но на стоянках жара стояла невыносимая. Несмотря на эти привходящие, и я, и Келеборн были в благоприятном расположении духа, развлекались чем и как могли и сильно достали «дунаданца». Особенно все взъерепенились, когда Келеборн купил у бабки-дунгарки, невесть как затесавшейся в эти края, кулек дуриана, и мы смачно сожрали его на ходу. Понимания этот акт не встретил, зато было много крику о производимых нами всю дорогу запахах. Я помалкивал, а потом высказался (обращаясь исключительно к Келеборну, но во весь голос) на тему потребительских свойств рябиновых духов. Когда дуриан кончился, я еще попросил остановить автобус у ближайшей урны, чтобы не мусорить в салоне. Айзенгардцы шипели, харадримец качал головой, «дунаданец», наконец-то сбросивший кожу, злобно вел экскурсию, не отступая от утвержденного текста. Гномы сидели тихо, ни во что не вмешивались и играли в каменные кости.
