Тайна Рио де Оро | страница 33

— Впрочем, терпение! Завтра Тибурцио пойдет с нами на охоту, — уверяет Пазио.

Если мы не охотимся или не имеем иных занятий в лагере, а стоит хорошая погода и ярко светит солнце, мы делаем равнодушные (для отвода глаз) лица и усердно предаемся совершенно неприличным делам: охотимся в тольдо на людей. У нас два фотоаппарата, и нам нужно сделать снимки из жизни короадов. Вишневский и я, а иногда также Пазио и Болек осторожно бродим среди хижин, выкидываем разные фортели, устраиваем неожиданные засады, кружим по лагерю, бегаем наперегонки, но все, к сожалению, без особых результатов: пугливая «дичь» поняла грозящую ей опасность. При одном виде фотоаппарата индейцы поспешно скрываются, приписывая «этому одноокому дьяволу» отрицательное влияние на здоровье. Они твердят, что фотографирование вызывает сильные головные боли. Индейцы так верят в это, что при фотографировании действительно испытывают настоящую боль.

Предметом наших страстных вожделений является наивный голыш Леокадио с его округлым брюшком и доброжелательной улыбкой на лице. С точки зрения фольклора, он представляет значительно большую ценность по сравнению с другими жителями тольдо. Но живописный чудак пугливее других индейцев. Он удирает от фотоаппарата во все лопатки, чем еще больше притягивает нас. На этот «фотоделикатес» мы главным образом и направляем свои «аппетиты».

Солнце наконец выглядывает из-за облаков. Пока индейцы жарят наловленную Тибурцио рыбу, я чищу во дворе штуцер.[17]

Из леса возвращается Леокадио. Разобранное ружье — всегда приятное зрелище для индейца, поэтому Леокадио останавливается. Я соблазняю его, словно сирена, и приглашаю приблизиться, для приманки размахивая ружьем. Леокадио заинтригован, но колеблется и, как это обычно бывает в подобных случаях, чешет в затылке.

Чик! — слышу я в этот момент приглушенный щелчок фотоаппарата. Это Болек подкрался сбоку и сделал первый снимок.

Тем временем снедаемый любопытством Леокадио осторожно подходит к нам. Я подаю ему ружье. Через мгновение он уже держит его в своих крепких руках. Пока я смазываю замок, Леокадио, как зачарованный, рассматривает ствол и другие части ружья. Не знаю, сколько тысячелетий развития цивилизации отделяет его от штуцера, который он держит в руках. Ясно одно: Леокадио так увлечен, что даже не слышит второго щелчка фотоаппарата.

Я начинаю чистить ствол, Леокадио внимательно следит за шомполом, исчезающим в его глубине. Индеец подозревает, что я демонстрирую какой-то хитрый фокус, обманываю его: это заметно по выражению его лица. Когда кончик шомпола с протиркой выскакивает с другой стороны ствола, Леокадио стремительно наклоняется, с недоумением смотрит в отверстие ствола и изумленным голосом восклицает: