Возьмут меня и вздернут рано поутру,
И буду, буду я висеть, покуда не помру
Чуть свет меня с постели —
Эх, глаза бы не глядели! —
Поднимут и повесят, черт их подери!
День за днем Лесси все шла с Роули Палмером. Она бежала трусцой по дороге всегда в нескольких футах позади фургона с гончарным товаром. Роули пробовал приучить ее ездить качаясь под кузовом на задней рессоре, как ездили благовоспитанные далматские доги в дни фаэтонов и попон; но Лесси не желала ничего такого.
Ей не нравились шум и крики при въезде в каждую деревню; но она, казалось, мирилась с ними, зная, что они не могут длиться подолгу. Роули правил свой путь к югу, и она была довольна. Однажды на развилке дороги Роули повернул со своей повозкой на восток. Какое-то чувство подсказало ему, что в его семействе кое-кого не хватает. Он оглянулся. Лесси сидела на перекрестке.
Он пробовал звать ее, но каждый раз было одно и то же: она подбегала на несколько шагов, потом кружила на месте, шла назад и опять садилась.
Роули наконец махнул рукой. Залез на козлы, поворотил свою Бесс обратно и двинулся по другой ветке — на юг.
— Э, да чего там — мне что на Менлип ехать, что на Годси, — сказал он примирительно. Но потом добавил, обратившись к Тутс: — Теперь ты видишь, как жалок мужчина, когда против него столько женщин! Ты, да Бесс, да Ее Величество. На что он может рассчитывать, мужчина, если он один, а вас трое? Бесс хочет идти на север, потому что ее тянет домой. Ее Величество хочет идти на юг, потому что ей, конечно, положено проводить зиму на Ривьере. А ты — эх, ты пойдешь хоть куда, лишь бы со мной. Да, Тутс, ты одна любишь меня ради меня самого!
Собачка завиляла хвостом, который не был ни прямым, ни закрученным, не был ни гладким, ни мохнатым.
Хорошая была это жизнь — разъезжать вот так по пустынным проселкам английского Севера, вдалеке от больших шоссе, где бешено мчатся и автобусы, и грузовики, и мотоциклы, которые Роули ненавидел от души. И Роули пел, оставляя позади милю за милей.
— Ну так, Ваше Величество. Вы разрешите нам, простому люду, заняться вульгарными делами?
Свои слова Роули обратил к собаке за фургоном. Она продолжала идти, не подавая виду, что слышит его.
— Я понимаю, Ваше Величество, — сказал Роули смиренно. — Это оскорбляет ваши царственные уши, если я говорю о таких вещах, как деньги, но мы, простые люди, должны чем-то жить, так что, если вы не против — только если вы не против, — мы с Тутс попробуем заработать немного денег.
