Этот Кузьмичев, будучи арестован, обращается ко мне через органы Наркомвнудела с письмом, в котором пытается доказать свою невиновность. И пишет так, что даже ваши закаленные сердца не могут не…
Голос. Не дрогнуть.
Ворошилов. Да, не могут не дрогнуть. Вы увидите, к чему вся эта писанина свелась. Он пишет:
«Народному Комиссару Обороны тов. Ворошилову.
Меня обвиняют в том, что я якобы являюсь членом контрреволюционной троцкистской террористической группы, готовил покушение на Вашу жизнь.
Мое заявление о том, что я ничего по этому делу не знаю, рассматривается как запирательство и нежелание давать показания.
Основания не верить мне имеются, ибо я в 1926–1928 гг. входил в контрреволюционную троцкистскую организацию…»
Уже врет. В троцкистскую организацию он входил и в 1923–1924 гг. — об этом, как видите, Кузьмичев умалчивает.
«Начиная с 1929 года, — продолжает Кузьмичев, — я старался всеми мерами загладить свою вину перед партией. В Вашем лице я всегда видел не только вождя Красной Армии, но и чрезвычайно отзывчивого человека. Вашим доверием я обязан факту моего возвращения в РККА в 1929 г….»
Это было действительно так.
«Своими действиями в 1929 году я, мне кажется, оправдал Ваше доверие и, конечно, не без Вашего решения был награжден вторым орденом Красного Знамени».
Это тоже факт.
«В 1931 году, — повествует далее Кузьмичев, — Вашим распоряжением мне представили возможность поступить в Академию.
В 1934 году в связи с болезнью жены, опять-таки не без Вашего участия, меня перевели в условия, где моя жена и ребенок быстро выздоровели.
Вашим решением я обязан той интересной работе, которую я вел последние годы. Именно Вы сделали меня человеком, настоящим членом партии.
Иных чувств, кроме чувства большого уважения и глубокой благодарности, я к Вам иметь не мог.
Как же случилось, что меня зачислили в банду фашистских убийц?
В 1935 году я проездом с Дальнего Востока в Запорожье остановился у Дрейцера — в то время он был членом ВКП(б), носил ордена и являлся зам. начальника Криворожского строительства. Он по телефону мне сообщил, что у него гостил Туровский, который только что уехал, и что сам Дрейцер тоже через 1–2 дня уезжает, поэтому мне можно будет остановиться у него на квартире. Я так и сделал. С Дрейцером мы виделись мало, говорили о работе: я — о своей, он — о своей, и все. С тех пор я его не видел, и уже в тюрьме на очной ставке я от него услышал, что якобы я сам предложил свои услуги для Вашего убийства.
