— …Взяли, мужчины! И — раз, и два-а-а! — послышалось с улицы.
Окинув взглядом черные, прогнившие доски пола и потолка, голые, в лохмотьях отставших обоев стены с торчащими ржавыми гвоздями, Волков вышел на улицу, по которой несколько мужчин волокли нагруженную ящиками и мешками телегу. Все там были, кого Волков видел на берегу океана. И парень с челкой, жующий теперь не хлеб, а сухую рыбину, и взмыленный рыжеусый капитан «Кайры», еще двое мужчин и Мать, упирающаяся в задок телеги. Значит, так и не поймал Толик лошадь, подумал Волков, спускаясь с крыльца и тоже хватаясь за оглоблю.
— Переговорить мне с тобой надо, — сказала Мать, когда они, подкатив телегу к магазину, разгрузили ее. — Будет у меня сегодня дружеский ужин, так ты подгребай.
— Не буду я строить пирс.
— Прикинь хоть, сколько бревен нужно. Ну и прочего. Кстати, меня звать Анна Петровна.
— Ну вы и цепкая! — засмеялся Волков. — Я ведь не строитель. Сколько? Да штук шестьдесят, пожалуй. Тридцать на одну сторону, тридцать на другую да пяток — в торец. Ну скобы, конечно, нужны, а потом вали посреди них камень.
— Жду, — сказала женщина. — Сделай чертеж и напиши все на бумаге.
— Ладно. Все сделаю, Анна Петровна, — сказал он, нехотя подчиняясь воле этой женщины.
Вернувшись в дом и побродив по кухне, Волков сел у окна. Отсюда было хорошо видно все: океан, скалы, подступившие к воде, бухту. Пароход уже ушел, лишь над горизонтом стлалась лохматая полоска дыма. «Ленка самой первой поднялась на шхуну», — подумал Волков и легко представил себе события того шумного дня, когда «Актиния» бросила якорь у берега острова Больших Туманов.
Шхуна «Актиния» бросает якорь. Лена
Возбужденные, еще не остывшие от борьбы с ветром и парусами, Валерка Волков, Борис и Сашка, облокотившись о планшир фальшборта, жадно курили, передавая друг другу папиросу, и с интересом глядели на приближающиеся вельботы и шлюпки. Засмеявшись, Сашка показал на один из них — в вельботе было полно ребятишек, одетых в меховые куртки и такие же штаны. Издали они были похожи на медвежат. А на корме вельбота стояла девушка. Она тоже была в меховой, расшитой бисером и гарусом курточке. Одной рукой девушка держала румпель, а другой поправляла тяжелые, густые волосы. Валера залюбовался: хороша! Учителка, что ли?
«Чертовски симпатичная девчонка, — сказал Сашка, толкнув Валеру в бок. — Что скажешь, Волк?» Они вечно спорили друг с другом. Валере многое не нравилось в Сашке: и то, что он был на шхуне боцманом, хотя и пришел к ним в Петропавловске, и потому, что постоянно хвалился своими многочисленными победами над представительницами слабого пола и что умел вязать особый, «пиратский» узел, который Валера никак не мог осилить. И поэтому из духа противоречия Валера, стрельнув окурком за борт, сказал: «Ничего в ней особенного нет». Сашка вознегодовал: «Во-первых, не замусоривай акваторию этой бухты! — сказал он. — А во-вторых, погляди, какие у нее глазищи! Скажи, ты видел у какой-нибудь девчонки такие глаза?» Нет, Валера никогда не видел таких черных-пречерных, как палубный вар, глаз и таких волос, и вообще девушка действительно была очень хороша собой. Ого, она теперь рулит ногой! Поправляя волосы руками, островитянка придерживала румпель коленкой. И все же он сказал; «Обыкновенная, друг мой, Летучая Рыба, девочка, обыкновенная». И тогда Сашка сообщил: «Ну что ж, если на нее никто не претендует, то займусь-ка ею я». — «Но отчего же ты? — опять из желания поспорить возразил Валера. — В общем-то она ничего. К тому же я ее первым заметил». Сашка засопел и сказал: «Спорю, что девчонка будет моей». Валера возразил и протянул Филину руку: «Нет, моей. Держу пари. Боб, разбивай», Борька поглядел на них, хотел что-то сказать, он был очень умным парнем и вечно что-либо изрекал, но тут промолчал и разнял спорящих.
