— Да, спасибо, всего доброго… — Лиза отодвинула аппарат и откинулась в кресле как раз вовремя. В зал торжественно вплывал Пломбир, все с тем же бидоном и потрясающим букетом дымчато-палевых хризантем.
— Абсолютно случайная неувязка! — объявил он, избегая однако смотреть Лизе в глаза. — Одна на миллион! Бидон я лично вымыл ключевой водой. Стерильность гарантирована! Сейчас в нем истинный образец непревзойденного творчества Цецилии. Примите подарок фирмы, — он ловко пристроил цветы под мышку клиентке. — Позвольте, я сам отвезу вас домой!
— Благодарю, — сухо ответила Лиза, — но провожать меня не надо. Не скрою, нашей семье предстоит трудный вечер. Обдумать, отведать, отведать, обдумать… Возможно, я зайду к вам еще. До встречи, господин директор!
— Большой гудбай, Бетси! — произнес собакомедведь, но в вялом его голосе можно было ощутить и легкий отзвук надежды…
Лучшим садовником Фантазильи всегда был Розарио. Одно за другим наслаивались столетья на хищный шампур времени, сменялись чередой поколения, войны и революции сотрясали планету. Леса истреблялись и насаждались, сгорали и возрождались опять, но менялись лишь детали прически, и никуда не исчезала, на счастье всего живого, зеленая шевелюра Земли.
Розарио, искуснейший парикмахер природы, до недавнего времени казался совершенно довольным жизнью…
Очевидно, стоило прибавлять к его имени числительное, Розарио Двухсот Первый, скажем, или Тысяча Сто Семнадцатый. Вот только никто бы не смог назвать правильный номер — к началу летописей Фантазильи род Розарио — потомственных садовников — существовал уже давным-давно.
Непостижимо, как это случалось, но у каждого предыдущего Розарио непременно рождался хотя бы один сын. Если же сыновей было несколько, то талант садовника проявлялся лишь у старшего.
Другие братья становились кузнецами и портными, полководцами и мореплавателями, учеными и художниками — да кем угодно. Их имена, тоже славные порой, в конце концов растворялись в веках. Но тысячу лет назад, как и теперь, сказать «Главный Садовник Фантазильи» означало сказать «Розарио»…
Итак, нынешний Розарио, как и все его пращуры, еще несколько месяцев назад считал себя почти счастливым. Лишь один едва заметный червячок подтачивал его душу. Садовник, занимаясь любимым искусством, постоянно ловил себя на зависти к природе, создающей зачастую еще более прекрасные композиции, чем он сам. Умница Розарио, прекрасно понимая, что Господа Бога ему не превзойти, тем не менее втайне страдал и все реже оставался доволен делом собственных рук.
