Джулиана еще понятия не имела, каким обязательством Энтони связан с Эрнестин, но уже понимала, что чувство долга и правда может быть сильнее всего прочего на свете. По ее лицу то и дело пробегала тень.
– Эдвард не раз приезжал в Нью-Йорк – и до смерти отца и после – и всегда навещал нас с мамой, каждый раз спрашивал, не нуждаемся ли мы в помощи, – рассказывал Энтони. – Я дал себе слово, что по окончании колледжа непременно съезжу к ним в Чикаго и познакомлюсь с его семьей. Эдвард нам был, как близкий родственник; мне казалось, что я обязан знать и тех, кто ему дорог. Признаюсь честно, его жена мне скорее не понравилась. Жеманная, недалекая, с ярко выраженной страстью ко всему богатому, роскошному, популярному. Удивительно, что они вообще сошлись: столь несерьезная женщина и основательный, рассудительный Эдвард. Может, влюбился в нее по молодости, потом родилась дочь и назад уже не было пути. – Его взгляд вдруг упал на настенные часы. – Как поздно, – встрепенулся он. – Первый час. Наверняка тебе завтра рано вставать? И Бену тоже? Он, наверное, не спит, ждет тебя?
Джулиана, будто очнувшись от крепкого сна, глубоко вздохнула и покачала головой.
– Бен скорее всего не спит. Но он так всегда – часов до двух читает или смотрит телевизор. А у меня завтра выходной. – Она уперла локти в диванный валик и уткнулась подбородком в ладони. Лицо ее выражало сострадание и готовность слушать хоть до утра. – Пожалуйста, продолжай. Это важно для меня… Для всех нас.
Энтони взглянул на нее удивленно, но не стал спрашивать, что значит ее последняя фраза. В конце концов, все они были давними друзьями.
– Что же касается Эрнестин, – продолжил он, морща лоб, – в некотором смысле она мне даже приглянулась. Глаза ее озорно блестели, с губ не сходила шаловливая улыбка… Казалось, и внутри у нее что-то есть, некий загадочный мир, который будет небезынтересно познать… Почему я пришел к такому выводу, хоть убей не вспомню. Любовью тут и не пахло, однако прогуляться с ней по городу я согласился без раздумий. Потом второй раз, третий… Я планировал провести в Чикаго месяц, Стейнеры настояли, чтобы я жил не в гостинице, а у них, в огромном доме с балконами, слугами и садом. С Эдвардом нас давно связывала теплая дружба. Мы нередко засиживались допоздна в кухне, он рассказывал про работу с отцом, про свои тогдашние дела. Расспрашивал про учебу в Гарварде. А как-то раз вдруг заговорил про Эрнестин.
Он помолчал. Джулиана неотрывно смотрела на него, о чем-то размышляя и страшно волнуясь.
