– Ты спишь, Лизанька? – тихо спросил Савелий и, не получив ответа, снова открыл папку с тесемками. Газетных вырезок, сообщающих о судьбе церковного вора Стояна, оставалось совсем немного.
…В такой крытке, как Ярославская, Стояну бывать еще не приходилось. Чистенькая снаружи, она была хуже не придумаешь внутри.
Арестантские камеры никогда не убирались, и тела тюремных сидельцев до того кишели вшами, что сама собой шевелилась их одежда. Даже в банный день их не удавалось смыть, ибо на помывку в бане насельникам общих камер в тридцать человек отводилось всего четверть часа.
Кормили скверно, а точнее, не кормили вовсе: арестанты сами готовили себе обед из картофеля, уже гнилым привозимого в тюрьму и сваливаемого прямо в коридор рядом с общими камерами. Естественно, в коридоре и «хатах» сидельцев стояло невыносимое зловоние.
Здесь царствовали кулак и дубинка, ибо надзиратели были свирепее цепных псов и относились к заключенным как к бессловесному скоту. Словом, Ярославская крытка вполне оправдывала свое второе, бытующее у зэков, неофициальное название – «Коровники».
На второй или третий день по прибытии в «Коровники» Стояна, как арестанта, склонного к побегу, заковали в цепи и бросили в крохотную одиночку с оконцем, едва не упирающимся в закопченную стену другого тюремного корпуса. Железный стол, железный стул на шарнирах поднимались и опускались, как боковые места третьего класса в поездах, а вместо иконы стояла и отчаянно воняла в «красном» углу параша.
– Сидеть днем не положено, – слышал всякий раз Стоян при попытке присесть на стул.
– От окна отойдь! – раздавался стук в дверь камеры и грубый окрик, когда он подходил к окну. А когда он начинал ходить по камере, надзиратель орал за дверью:
– Немедля прекратить греметь кандалами!
Оставалось одно – стоять, да так, чтобы не загораживать собой волчок: круглое оконце в двери камеры, в которое почти неотрывно пялился надзиратель.
Осенью состоялся суд. Стояну припомнили его ярославский должок, сделанный им в апреле 1904 года: кражу нескольких драгоценных риз из городского Спасо-Преображенского монастыря и ограбление бакалейной лавки с двумя убийствами – хозяина лавки и его сына. И хотя защитник Стояна камня на камне не оставил от второго обвинения, суд признал Стояна виновным в обоих деяниях, и к тринадцати годам каторги накинули еще двенадцать. Ушлые ребята – господа газетные репортеры – провели собственное расследование и выяснили, что Стоян к ограблению лавки и двойному убийству не причастен, однако Варфоломею все же светил уже официально четвертак.
