– Я не спутал бы твой образ даже с тысячью похожих, – уверенно проговорил Амарто.
Этот неожиданный и одновременно предсказуемый поворот в их недолгих отношениях приводил Элизабет во все большее замешательство.
– Амарто, ты чуткий, умный, преуспевающий человек, симпатичный, элегантный мужчина… Поверь мне, найдется немало представительниц прекрасного пола, которые…
– Ты не входишь в их число? – перебил ее Амарто.
Элизабет молча опустила взгляд.
– Почему? – Он бережно взял ее лицо в свои ладони. – Ответь мне, пожалуйста.
Элизабет немного помедлила.
– Как это ни банально звучит, но я не хочу причинять боль ни тебе, ни себе, – наконец призналась она. – Ведь нам все равно придется расстаться… Заканчивается мое путешествие, и мне пора возвращаться домой.
– Причина только в этом? – глядя ей в глаза, спросил Амарто.
– Ты ведь и сам знаешь, что расстояние губит любовь… – Элизабет наконец осмелилась поднять на него взгляд.
– Преданность может посостязаться с любым расстоянием.
– Но не преодолеть его… Знаешь, у меня такое чувство, будто я – героиня пьесы. Когда завершится финальный акт, все опять вернется на свои привычные места. Странное ощущение нереальности не покидает меня с тех пор, как наш самолет приземлился в Лиссабоне… А вернее, с тех пор, как у меня в руках оказалась путевка с названием этого города.
Едва прозвучало последнее сказанное Элизабет слово, как Амарто обнял ее так, будто хотел, чтобы его ладони навсегда сохранили нежность цветочного аромата ее загорелой кожи. И Элизабет доверчиво приникла к его груди, словно они не были случайными спутниками, а знали друг друга всю свою жизнь, на протяжении которой были не просто друзьями, не просто влюбленными или даже близкими людьми… Как будто они были людьми, которые знали друг о друге все: и прошлое, и настоящее, и, вероятно, догадывались о будущем, принимая это знание без возражений, изменений и упреков. Принимая как данность, как осознание того, что каждому рассвету неизменно предшествует ночь, и этот порядок не только невозможно, но и не нужно нарушать, чтобы не разрушить при этом давно сложившуюся гармонию – гармонию жизни. Жизни во вселенной, жизни на земле, жизни в любви…
Они долго стояли так, обнявшись, боясь даже шелохнуться. Солнце, теперь уже яркое, ослепительное, оранжевое, пробиваясь сквозь густые заросли, вплетало тонкие лучики в распущенные волосы Элизабет, обжигая золотым жаром ее шею и спину, словно заставляя отстраниться от Амарто, разомкнуть эти долгие объятия. Но Элизабет только крепче прижималась к его груди, потому что знала, что этот миг – единственный на всю жизнь, что больше никогда, сколько бы мужчин ни раскрывали для нее свои объятия, эти минуты тихого, молчаливого, солнечного счастья не повторятся….
