Даже после того, как виновник гибели ее отца и брата поплатился жизнью, успокаиваться было рано: кровавая вражда между Акомой и Минванаби разгоралась с новой силой. У Мары перед глазами до сих пор стояло искаженное ненавистью лицо Десио Минванаби, обращенное к ней во время траурной церемонии. Пусть Десио не унаследовал отцовского коварства — как противник он был не менее опасен. Переполняемый скорбью и злобой, он видел в Маре своего личного врага: ведь это из-за нее его отец, достигший вершин власти, покончил с собой, да еще в разгар празднества, устроенного в его же собственном доме по случаю дня рождения Имперского Стратега. А потом Мара торжествовала победу на виду у самых родовитых и могущественных столпов Империи, ибо празднество было в спешном порядке перенесено к ней в имение.
Как только Имперский Стратег в сопровождении знатных гостей покинул Акому, Мара задумала новый план укрепления своей власти. Уединившись с Джайкеном, она поделилась с ним намерением приобрести новых рабов, чтобы расчистить от лесных зарослей приграничные северные земли. К весне, когда у скота появляется приплод, она собиралась построить загоны и стойла подле засеянных пастбищ, чтобы стельные нидры могли вдоволь пощипать свежей травы.
Занимая второй по значимости пост в гарнизоне, Люджан давно усвоил, что благополучие Акомы зависит не от выучки и преданности армии, не от выгодных торговых предприятий и расчетливых вложений капитала, а от самых обыкновенных нидр — глуповатой шестиногой скотины. Именно нидры составляли основу семейного богатства. Для укрепления своего могущества Мара намеревалась первым делом увеличить племенное поголовье.
Люджан перевел глаза на повелительницу; та подобрала подол, чтобы не выпачкать платье из нежно-зеленой, хотя и недорогой материи, искусно расшитое по низу и у обшлагов силуэтами птицы шетра — той самой, что была изображена на гербе рода Акома. Его взгляду открылись сандалии на соединенных столбиками двойных подошвах, а над ними — изящные туфельки, недосягаемые для уличной пыли. Каждый шаг Мары по деревянным ступеням отдавался глухим стуком. Невольников выставляли для обозрения у подножия многоярусного помоста, возвышавшегося над рыночной грязью вдоль всего частокола и открытого любому дуновению ветерка. Чтобы хоть как-то защитить вельможных покупателей от палящего зноя, над проходами натянули выцветший полотняный навес.
По мнению Люджана, затененные галереи с рядами деревянных скамеек таили не меньше опасностей, чем ночные закоулки. Когда его повелительница преодолела первый лестничный пролет, он легко коснулся ее плеча, но она метнула на него негодующе-вопросительный взгляд.
