Не уступал в этом покойному императору Александру ныне царствующий Николай I. Он любил и умел позировать. В юности он даже обучался театральным жестам у французских актеров. Гвардейский мундир царь носил по-актерски, с аффектацией, затянутый в него как в корсет.
Император сегодня был особенно тщательно одет и причесан. В такой погожий день в парке гуляющих много, и он был уверен, что встретит там первых франтов и модниц столицы. Несмотря на свои тридцать девять лет и царское величие, вел он себя как прапорщик-щеголь, занятый своей наружностью и впечатлением, которое он производит на окружающих.
Собираясь отправиться на прогулку, царь вызвал министра двора князя Волконского сообщить ему о своем намерении на завтрашний день посетить выставку в академии. Отпуская его, он вспомнил о Таннере и спросил:
— Как у него подвигается работа по изображению военных портов?
— Таннер как раз здесь, государь. Он просит аудиенции.
— Тогда зови его… Поздравляю тебя, Таннер, ты заслужил мою благодарность, — милостиво сказал по-французски император, обращаясь к склонившемуся в подобострастном поклоне художнику. Его холодные серые глаза слегка смягчились.
— Я всегда готов служить вашему величеству, — угодливо ответил француз, — только я не знаю, чем я заслужил…
— Полно скромничать, — произнес царь и указал на стоявшего у окна Волконского, — князь мне сегодня докладывал, что картина твоего ученика Гайвазовского имеет успех на выставке. Это твоя заслуга.
— Государь, — Таннер изобразил на своем лице печаль и оскорбленное достоинство, — я случайно узнал об успехе моего ученика, о том, что он решился написать и отдать на суд публике свою картину без моего ведома.
— Продолжай! — приказал Николай. Все его благодушное настроение сразу исчезло. Со времени следствия над декабристами он усвоил привычку допрашивать и узнавать первым даже о самых мелких делах. Таннер всем своим существом ощущал, что наступил наконец благоприятный момент отомстить Гайвазовскому за все: за неповиновение, за то, что тот не признает его авторитета, и, главное, за колоссальное дарование, которое проявлялось даже в рисунках, сделанных по его поручению.
— Ваше императорское величество! — Таннер искусно разыгрывал роль наставника, обиженного неблагодарным учеником. — Безмерно обласканный вашими милостями, я мечтал передать этому юноше все свое искусство, но он проявлял своеволие и лень, сказывался больным, чтобы не помогать мне и теперь выставил картину не только без разрешения, но даже не узнав моего мнения по этому поводу.
