Алексей Николаевич, видя тайную грусть в глазах своего любимца, только вздыхал и уходил в другие комнаты. Президент академии ничем не мог помочь Гайвазовскому. Таннер все больше входил в доверие к царю, и борьба с ним была не только бессмысленна, но и опасна. Оленин проклинал тот час, когда так искренне хвалил Гайвазовского царю. Не думал он, во что обернется его похвала для лучшего ученика академии.
Гайвазовскому казалось, что его невзгодам не будет конца. Таннер с каждым днем все более торопился с выполнением заказов, особенно тех, которые ему дал русский император.
Вот и сегодня француз приказал ему с утра заняться растиранием красок, а в полдень отправиться на Троицкий мост и оттуда списать для него вид Петропавловской крепости.
Нынче Таннер был особенно груб: он отдавал приказание отрывисто, глядя поверх головы Гайвазовского, а того слегка пошатывало от недомогания: накануне он выкупался в Невке в холодной еще воде, и теперь его лихорадило. Выйдя в полдень из мастерской и направляясь к Троицкому мосту, юноша почувствовал себя совсем плохо и вынужден был на короткое время присесть у первых ворот. Он решил было уже вернуться и сказать Таннеру о болезни, но передумал, зная заранее, что бессердечный иноземец заподозрит его в обмане.
На лето Алексей Николаевич Оленин с семьей обычно перебирался в свое имение «Приютино», близ Петербурга. Туда часто наезжали артисты, писатели, художники. Несколько лет назад в «Приютине» целый день провели Пушкин, Грибоедов, Глинка. Грибоедов и Глинка доставили истинное наслаждение радушным хозяевам и гостям своими музыкальными импровизациями. До глубокой ночи один сменял другого у рояля. Об этом дне долго потом говорили у Олениных.
Вспомнился он и сегодня Алексею Николаевичу, когда он вышел из академии и собрался поехать в «Приютино». Воспоминания взволновали его, и он, отпустив карету, решил пройтись. Оленину было семьдесят два года. В таком возрасте больше дорожат каждым прожитым днем, каждой встречей или беседой с другом. Многих из его друзей уже нет в живых. Давно умер Державин, которым он так восторгался еще в юности. С любовью украсил Оленин вышедшие сочинения поэта своими виньетками. Вспомнил, как старик Державин приехал к нему взволнованный из Лицея и рассказал о лицеисте Пушкине. Потом Пушкин часто посещал его дом и одно время был сильно влюблен в его дочь Анну. Все это было как будто недавно, а годы идут. Пушкин и тот осунулся в последнее время, и реже стал слышен его необыкновенный заразительный смех. Внезапно Оленин подумал о Гайвазовском. Только сегодня академисты Ставассер и Штернберг просили за своего друга, горевали, что Таннер совсем перестал отпускать его в академию. И тут же с присущими юности внезапными переходами от одной мысли к другой, Штернберг спросил:
