Ованес верит Гарику больше, чем Грише. Особенно после того, как в начале лета Гарик взял его и еще двух мальчуганов на греческий корабль.
Капитан, молодой грек, сам водил мальчиков по судну и даже спустился с ними в трюм.
Там было много товаров из дальних стран и очень хорошо пахло.
Капитан говорил, что он привез в Феодосию изюм и винные ягоды, маслины, орехи, рожки, кофе, пшено сарацинское, сок из гранатовых яблок — нардек, густо вываренный виноградный сок — бекмез, душистую траву кена — в ней содержится растительное вещество, которым восточные женщины красят ногти и волосы.
На прощание капитан насыпал мальчикам в карманы орехов, винных ягод и изюма, а Гарика одобрительно похлопал по плечу.
Это потому, что Гарик выучился у греков-ремесленников с генуэзской слободки их языку и теперь разговаривал с капитаном по-гречески.
С того дня Ованесу начали почти каждую ночь сниться корабли и дальние страны, откуда привозили диковинные заморские товары.
Растревоженный этими сновидениями, мальчик просыпался на рассвете, когда в доме все еще крепко спали. Он потихоньку выходил во двор, взбирался на каменные ворота и смотрел в морскую даль.
Море в этот предутренний час было серо-голубое. Только в том месте, где вскоре должно было вставать солнце, появлялся розоватый отблеск.
Постепенно алый свет зари охватывал небо и водный простор.
Ованес, позабыв обо всем, жадно впитывал в себя изменчивую красоту моря.
Однажды, когда он так сидел и любовался восходом солнца, в открытом море появился медленно плывущий корабль. Заря окрасила его паруса в розовый цвет.
Ованесу этот корабль показался большой, гордой птицей, а надутые вольным ветром розовые паруса — огромными, сильными крыльями.
И в эту минуту у него появилось острое желание нарисовать этот корабль, уверенно рассекающий волны.
Во дворе недалеко от ворот стояло ведро с самоварным углем. Ованес выбрал кусок угля, крепко зажал его в пальцах и, подбежав к белой стене домика, начал рисовать на ней корабль.
Отец застал его погруженным в это занятие. Но он не стал бранить сына, а вернулся в дом и вынес оттуда несколько листов пожелтевшей плотной бумаги и хорошо отточенный карандаш:
— Вот, Оник, тебе бумага. Рисуй на ней, а стены не пачкай. Бумагу береги, больше у меня такой нет.
С того дня мальчик пристрастился к рисованию. Скоро вышла вся бумага. Тогда он начал рисовать на листах тех немногих книг, которые отец бережно хранил в нижнем ящике комода. Вскоре книги были изрисованы изображениями солдат, строений, кораблей, лодок.
