С землянки же, один за другим цепочкой, бегом наверх — дело шло куда веселее. Вышку, когда она хорошенько просохла на солнце, сожгли в ротной кухне.
В огне под котлом закончила свое существование и первая штурмовая полоса, проложенная на опушке леса. Ее завалы, заборы, бумы тоже показались разведчикам слишком простыми. Правда, никто из них, памятуя о том, что от добра добра не ищут, не стал бы городить других, куда более сложных. Но тому была особая причина: дрова впрок готовить лесничество не разрешало, а те, что ежедневно пилили на крайние нужды, горели плохо. Повар в роте был никудышный, и чтобы вовремя получать завтрак, обед и ужин, разведчикам волей-неволей пришлось спалить и новые частоколы, едва на них просохла кора и белым порошковым налетом покрылись проступившие на ней янтарные капли смолы.
Третий вариант полосы, разработанный командиром роты, оказался таким, что приуныли самые ловкие спортсмены. Это были глубоченные рвы с отвесными стенами, насыпные редуты с оскаленными надолбами — в общем, смерть лютая, а не полоса. Сделать ее было трудно, сломать — не легче, а когда все же попробовали, оказалось, что она и в огне не горит: бревна лежали в сырой земле. Это обстоятельство перевело разведчиков на костровое индивидуально-групповое хозяйство. Кухня, возглавляемая поваром Володкиным, на иных дровах, кроме тех, что были под рукой и вспыхивали как порох, превращалась в какую-то смолокурню, мимо которой из-за едкого дыма нельзя было пройти без слез.
С этой кухней мороки вообще было много. Дело в том, что ее организация была произведена по принципу армейского анекдота о любителях музыки: когда на вопрос старшины, кто очень любит музыку, назвалось несколько человек, рассчитывающих, что их отправят на концерт, последовало незамедлительное: «Вот вам и рояль тащить».
Подобное повторилось и здесь. Когда новые бойцы, придя в роту, были разбиты по отделениям и еще стояли в строю, капитан Грачев вдруг улыбнулся и, заговорщически подмигнув, сказал:
— Ну, сегодня мы дел много переделали. Наверно, проголодались?
— Ага! Сейчас бы в самый раз чего-нибудь такого кисленького… Вроде жареного гуся! — охотно откликнулся ефрейтор Володкин — рослый, сильный парень в гимнастерке, прямо-таки натянутой на мускулистое тело. Из ее коротких рукавов, как грабли, высовывались огромные волосатые лапищи.
— Ну и чудесно. Назначаю вас поваром, — заключил Грачев.
И бедный ефрейтор обомлел:
— Да я же отродясь…
