Нед посмотрел на Нэнси так, как будто не верил своим ушам.
— Что?! Ты в самом деле думаешь, что она… Что она каким-то образом спаслась, не утонула? И Мариэль — на самом деле миссис Ситон? Разве такое возможно?!
— Нет-нет, это совсем не то, что я имела в виду. Я убеждена в том, что мама Брайена погибла, ее нет в живых. Просто для меня было бы не лишним выяснить, как она умерла. Был ли на ней спасательный пояс? Если нет, значит, она сама его сняла. А это уже само по себе служит доказательством того, что миссис Ситон добровольно шла на смерть.
— Думаю, что ничего такого мы никогда не узнаем, — сказал Нед.
— Вот и я так думаю. Ну ладно, давай дочитаем дневник до конца. Гляди, последняя запись сделана второго августа, и на этом все кончается.
Нед и Нэнси углубились в чтение. Перед ними прошли события жизни миссис Ситон, происходившие за несколько месяцев до ее смерти. Постепенно они вникали в тайну этой женщины. Миссис Ситон начала брать уроки живописи у Люсьена Болье, чтобы хоть ненадолго освобождаться от Бартоломью Ситона, который обладал властной натурой и подавлял ее. Тем не менее, несмотря на деспотизм мужа, она его любила. Их брак нельзя было назвать несчастным. Но и безоблачного счастья в этом браке не было. Болье для Даниэль был добрым, понимающим дедушкой, который терпеливо ее выслушивал и которому можно было доверить все свои тайны. Она поведала ему о своей болезни. Только ему, и больше никому. Ей не хотелось, чтобы о ее горе знал муж, и уж тем более сын или отец.
Даниэль и старый художник очень подружились. Болье понимал ту внутреннюю необходимость, которая заставляла Даниэль вести дневник. Понимал, что ее толкнула на это смертельная болезнь. И когда Даниэль попросила его спрятать дневник у себя, он с готовностью согласился. Как и обещал, он унес тайну Даниэль с собой в могилу.
— Тут много непонятного, — рассуждала Нэнси вслух, дочитав дневник до конца. — Например, нет ни одной записи о том, что Даниэль позировала Болье для портрета. Нед, а тебе не кажется это странным? — обратилась она к Неду.
— Очень даже, — согласился с ней Нед и, подумав, прибавил: — Послушай, а что мы будем делать с дневником?
— Я должна поразмыслить на эту тему, — ответила Нэнси. — Но пока что ясно одно: дневник представляет Бартоломью Ситона совершенно в ином свете. А ведь он главный подозреваемый в нашем деле. Вместе с тем это ничего не доказывает. Только дает основания считать, что мистер Ситон не такое уж чудовище, каким стараются его представить Вестлейк и Тайлер, а заодно чуть ли не половина Нового Орлеана. Никаких зацепок, которые помогли бы нам в расследовании кражи картин, дневник не содержит. Судя по всему, это была воля Даниэль — все тайны, связанные с ней, должны покоиться на дне морском.
