Евтеев молча согласился.
— Ты рассказывал занятно, — произнес Швартин, закурив, — но кого и в чем может убедить твой рассказ?
— Если бы ты своими глазами увидел этого человека… — с сожалением вздохнул Евтеев.
— Я и так его словно бы увидел… И что?
— До тех пор, пока не узнал о Махатмах, меня мучило то, что это, без всякого сомнения, был именно человек.
Швартин взглянул с недоумением.
— В нем не было ни малейшего неизбежного отпечатка нашей цивилизации, но в то же время это — без сомнения — был человек. Единственное, что можно было отнести к камуфляжу, — его одежду. Он был человеком от плоти и крови, и именно это впоследствии поставило меня в тупик. Я не сомневался, что он не отсюда, то есть не дитя нашей цивилизации, но тогда выходило, что где-то есть планета — не только двойник Земли, но биологическая эволюция, эволюция Жизни на которой привела к возникновению людей. Мало кто сомневается во множественности обитаемых миров, но чтобы такое… Я понимал: нет, слишком невероятно. Легче предположить, что наши предки переселились на Землю с этой планеты или когда-то были созданы посетившими Землю разумными существами по их образу и подобию…
Эта загадка мучила меня долгие годы, и, честно сказать, я теперь благодарен ей за это; в разное время я находил ей разные решения, но интуиция говорила, в конце концов, что все не то. И лишь когда узнал о Махатмах и Шамбале — все сразу стало на свое место. Это был Махатма, и эти люди действительно великие мудрецы… — убежденно сказал Евтеев.
— …Но тайна Шамбалы становится от этого… только еще большей тайной… — неожиданно заключил он.
— Кажется, я начинаю привыкать к жаре…
— Человек может ко всему привыкнуть, — подтвердил Швартин.
Оба они были в хорошем расположении духа: Швартин оттого, что пресловутая «экспедиция за призраками» вплотную подошла к зениту, еще день-два — и необходимо будет разворачивать машину на сто восемьдесят градусов, пускаться в обратный путь; хорошее же настроение Евтеева объяснялось тем, что утром проснулся в уверенности, что безумная его, абсурдная затея все-таки удастся. Осуществится задуманное, как ни удивительно. Больше того, хоть Швартину, конечно, об этом не говорил, Махатма, которого он здесь встретит, будет именно тем, виденным им в юности.
Зная, что это бессмысленно, Евтеев даже не пытался искать оснований своей странной уверенности. Для него главным было то, что она не только не умерла во все предыдущие изнурительные дни и звездные волшебные вечера, но, оказывается, исподволь крепла, черпая силу в чем-то неведомом и самому Евтееву, и вот передала эту силу ему. Мозг не мог найти оснований этой уверенности, но здесь, в Гоби, Евтеев, как никогда раньше, жил чувствами, предчувствиями, интуицией, озарениями и прозрениями.
