Внезапный толчок прервал мои размышления, меня едва не выбросило из паланкина. Откинув занавес, я увидела, что мы стоим перед огромными, обитыми кожей воротами, охраняемыми двумя смуглыми чернобородыми великанами. Ворота распахнулись, и, к моему удивлению, из них вышел граф Боэмунд! Он сразу поспешил помочь мне спуститься из паланкина.
Видя мое удивление, он улыбнулся и наморщил нос целых четыре раза.
– Миледи, я поскакал вперед верхом, чтобы проверить, все ли готово к вашему приему. Зная о печальных новостях, которые вы получили, я заключил, что вам захочется побыть наедине со своими дамами.
Говоря так, он вел меня по длинному-длинному, блаженно прохладному коридору, из его сводчатых окон открывался вид на зеленые лужайки. Мы повернули за угол, поднялись на несколько ступенек и оказались еще в одном коридоре.
– Ваши апартаменты находятся в самом конце, – сказал Боэмунд. – Можете быть уверены: никто не нарушит вашего уединения. У вас будет собственная кухня, собственный сад, и я обещаю, что без вашего позволения никто к вам не войдет. Понимаю, насколько велико должно быть ваше горе.
Я ответила что-то, приличествующее случаю, но последние слова графа заставили меня призадуматься. В тот момент я едва ли могла припомнить лицо отца, тем более думать о нем с нежностью. Наверное, я еще не успела свыкнуться с мыслью о потере… В конце концов, отец уделял довольно мало времени и внимания своим дочерям; кроме того, я, как и Рик, не одобряла его обращения с нашей горячо любимой матушкой. Кое-кто нашептывал: он посадил ее в тюрьму, потому что она отравила Белокурую Розамунду, его фаворитку; другие уверяли, что матушка подстрекала моих братьев восстать против отца. Насколько я знала, первое обвинение было ложью; однако второе было вполне возможным. В общем, как бы ни обстояли дела, всем своим существом я была всецело на стороне матери.
Услышав позади шаги, я обернулась. Мои придворные дамы, сопровождаемые одним из слуг Боэмунда, следовали за нами. Даже на расстоянии было заметно, как побледнела и дрожит леди Катерина, старейшая, добрейшая и самая моя верная фрейлина. Если уж путешествие в паланкине, на мягких подушках, было утомительным, то каково же пришлось ей в неуклюжей деревянной колеснице! Во время нашего морского путешествия на нее было жалко смотреть; должно быть, теперь леди Катерина желала поскорее умереть.
Ради ее и своего блага я решила поблагодарить графа Боэмунда за его предусмотрительность. Нам обеим, особенно в то время, безмятежная жизнь в Триполи пришлась по душе. Местные дамы проводят время под неусыпным надзором евнухов и никогда не видят других мужчин, кроме своего господина и повелителя. Не для них предназначены почетные места за высоким столом, не для них веселые вечера с танцами и песнями, когда дамы и кавалеры вращаются в смешанном обществе ко взаимному удовольствию. Таков обычай при дворах Англии, Франции и – с тех пор, как мой Уильям взошел на престол, – на Сицилии. Он первым из норманнских королей отказался от удовольствий гарема или сераля. В отличие от моего супруга, его отец, Вильгельм Плохой, и оба Рожера, его дед и прадед, держали женщин своей семьи в заточении и не ограничивались одной или даже двумя наложницами.
