– Ты ела шоколад.
– Я не ела, – мгновенно ответила Тони. Денис рассмеялась.
– Ты вымазала себе подбородок, – презрительно сказала она.
– Это неправда, – ответила гневно Тони.
– Когда это ты получила разрешение есть сладости? – спросила ее другая девочка.
Дети обязаны были просить разрешения, когда они получали посылки из дома или подношение от друзей. Полагалось просить разрешение у дежурной сестры за чаем, исходя из того, что публичность просьбы содействовала щедрости детей.
– Ее спальня рядом с моей, теперь я знаю, – сказала вдруг новая девочка, появляясь из-за спин других. Она держала в руках коробку с шоколадом, которую Тони опустошила.
– Где ты была все послеобеденное время? – спросила ее строго Денис.
Упрямое выражение появилось в глазах Тони.
– В классной, – коротко ответила она.
– Это ложь! – крикнула маленькая Фаншетта. – Я там была все время, а ты даже не входила туда.
Наступило короткое и тягостное молчание. Затем дети отвернулись от Тони.
– Она воровка, – сказала Денис своим ясным, спокойным голосом.
– И она врет, – добродетельно добавила Фаншетта.
Дети удалились, оставив Тони одну.
– Проклятие! – сказала она задыхающимся голосом.
Сестра Габриэль, придя звать детей к чаю, была поражена ужасом. «Туанетта!» – сказала она тоном величайшего негодования. Тони молчала. Ее лицо выражало все, что она могла сказать. Тони не огорчалась из-за того, что украла или соврала, но негодовала, что ее изобличили. Правда, она никогда раньше в монастыре не крала, но она часто говорила неправду, маленькую необходимую ложь, но никто никогда не изобличил ее. Она не находила в этом ничего плохого, просто так случалось. Единственно, что испортило все на этот раз, – это то, что все вышло наружу. Это была ошибка.
Сестра Габриэль прислушивалась к негодующим излияниям детей за чаем.
Тони была отослана в карцер. Она довольно спокойно пошла и услышала, как повернулся ключ в замке, без протеста. Она прошла в комнату и выглянула в окно. Снова шел дождь. Она отвернулась. На стене висело распятие. Тони смотрела на него. Оно было белое, спокойное, высокое. «Мать» ей рассказывала о нем, а она слушала, но в ее уме все это было неясно и спутанно. Добрый Бог любил маленьких детей, другими словами, он любил ее, – настолько она понимала, но в конце концов ей это было безразлично. Как бы то ни было, теперь она сидела тут, и она действительно украла. Ключ заскрипел в замке, и дядя Чарльз вошел.
Мгновенно Тони поняла, что он все знает.
