- Оказывается, вы - храбрый клоун, - насмешливо прошептала Оскару Ильза Кадерейт.
Гитлер сделал несколько шагов, подумал и снова вернулся к Оскару.
- Будьте и впредь так же правдивы, - сказал он, проникновенно глядя Оскару в глаза, - я не заставлю вас расплачиваться за коварные удары судьбы. Как только мы возьмем власть, я создам высшую школу тех таинственных наук, верным служителем которых вы являетесь.
Оскар горячо поблагодарил его.
Затем Гитлер отбыл.
- Очень сожалею, - сказал он, - что мое пребывание в кругу таких интересных людей было столь кратким. Зиг хайль!
- Хайль, господин Гитлер! - ответил опять доктор Кадерейт.
Когда Оскар прощался, Ильза сообщила ему, что на следующей неделе доктор Кадерейт уезжает в Рурскую область, чтобы навести порядок на одном из заводов покойного господина Тишлера, - этот завод теперь перешел к нему в руки. Со стороны Оскара было бы очень мило, если бы он в отсутствие Кадерейта согласился развлечь ее. Ведь он же зарекомендовал себя в этом отношении.
Оскар осматривал выставку скульптора Анны Тиршенройт, открывшуюся вчера в галерее Томазини: это первая выставка в Берлине, на которой ее творчество представлено столь полно. Все газеты поместили восторженные рецензии.
Медленно переходил Оскар от одного произведения к другому. Многие из них были ему знакомы. Вот "Швея", вот "Мальчишка, продающий газеты", смелый барельеф "Справедливость", "Философ". Была здесь и та скульптура, на которую он всегда смотрел с каким-то отвращением и даже со страхом, изображение его рук, его искусных, больших, холеных, грубых рук. "Руки артиста" - называлась эта вещь в каталоге.
Вторично прошел он через залы. Да, теперь он видел все. Но одной вещи он так и не нашел - маски. Ему уже бросилось в глаза, когда он читал газетные отчеты, что "Маска" там не упоминалась. Старуха дважды делала ее: одну она отдала ему, другую оставила себе. Но на этой выставке маски не было.
Что это? Ответ на его письмо, на его искреннюю попытку оправдаться? Или она отреклась от маски, хотя вложила в это произведение столько мастерства, любви, силы, и признает только "Руки", отвратительную вещь, которая производит впечатление чего-то мертвенного и обвиняющего?
Раздраженный, вернулся он домой. На письменном столе его ждала корректура очередного номера "Звезды Германии". Там была маленькая статейка Оскара, напечатанная с большими пробелами, чтобы текст казался длинней. Хотя Гансйорг и призывал его взяться за работу, Оскар из упрямства решил не слишком утруждать себя. А это что? Заметка о выставке Тиршенройт? Он прочел, вспыхнул, прочел вторично. "От творчества Тиршенройт, - говорилось в заметке, - веет тем дешевым состраданием к угнетенным, которое интеллигенция прошлого поколения считала хорошим тоном. "Искусство" этой женщины всего-навсего худосочный большевизм, перенесенный в культуру. Она - одно из тех явлений, которые новая Германия должна выбросить в мусорный ящик". Вся эта заметка состояла сплошь из глупых, издевательских нападок.
