— Не знаю, не знаю, — качнул головой Астахов. — Я и решил идти в поселок как раз для того, чтобы посмотреть на месте, побывать в доме Кораблева, поговорить с людьми. Не думаю, что мы сразу найдем там ответ на наши вопросы. Но такое знакомство будет полезно.
— Ладно, — согласился я. — Нужно ещё выяснить, что знал старик о заграждениях, о минных полях. Какой вред он способен нам принести.
— Почему вы так упорно стоите на своем? Ведь нет пока оснований оскорблять человека недоверием, — голос Астахова прозвучал укоризненно.
— Готовлюсь к худшему, — ответил я. — Если Кораблев попал в руки немцев даже и не по своей воле, фашисты узнают от него всё, что им нужно. Допрашивать они умеют. Чего не добьются пытками, выведают хитростью.
Майор не ответил. Пожал плечами и потянулся за новой папиросой.
Между тем катер обогнул мыс и подошел к маленькому деревянному причалу. Мы хотели высадиться, не привлекая к себе особого внимания, но не тут-то было! Появление нашего катера восприняли как важное событие. На причал сбежались все жители от мала до велика. Пожилая высокая рыбачка с грубоватым лицом вызвалась проводить нас в дом Кораблева. На рыбачке — ватные брюки, короткий засаленный полушубок и серая солдатская шапка. Шагала рыбачка крупно, говорила басом. Такая, пожалуй, любого мужчину заткнет за пояс в работе!
Мы вошли в жарко натопленный дом. Марья Никитична Кораблева встретила нас с достоинством, без суеты. Лицо её было спокойно. Только красные, заплаканные глаза выдавали её состояние. Взгляд у неё был отсутствующий, как у человека, который сосредоточенно думает о чём-то своём.
Астахов неторопливо и основательно устраивался за обеденным столом. Развел в пузырьке таблетку чернил, разложил бумаги. Работа предстояла долгая. Нужно было опросить многих людей и записать их показания.
Жителей поселка по одному вызывали в комнату. Женщины и подростки волновались, садясь на стул против майора. Но он как-то умел быстро успокаивать их. Задаст два-три простых вопроса, о погоде, об улове, пошутит. И глядишь, человек чувствует себя смелей.
Между прочим, я впервые услышал, как Астахов шутит. И улыбается. Улыбается искренне и добродушно. Вообще майор сделался совсем непохожим на того человека, каким он представлялся мне до сих пор. Сидит себе за столом румяный веселый толстяк. Ворот кителя расстегнут. Шея короткая, такое впечатление, будто большая круглая голова растет прямо из туловища. И весь вид у него какой-то домашний, располагающий к откровенной беседе.
