Я в глубину прозрачную всмотрюсь Мир отраженный - суть иллюзии покоя Нет. В душу заглянуть (бессмертную) - боюсь Какая муть. Пройдусь и успокоюсь. Грязь (под ногами). Я сейчас вернусь В реальный мир. Вдали грохочет поезд Набитый. Может втиснусь? Ну и пусть Там давка - я от вечности в ней скроюсь. Но будет день (другой) - и я ворвусь Под своды гулкие безлюдной дикой воли.
Вновь тайны бытия разбередят сомненья
Когда прикроет слякоть белый снег
Я поспешу - на "страшный суд", в уединенье
Болото. Поле. Лес. Еще ХХ век....
Душа
Вся зажалась, взъерошилась, скорчилась Среди буйства кичащейся нечисти, Та, что нас начиняет творчеством И живет бесконечно в вечности. Аж до пяток упала, безвольная, Но затем в закоулки тесные Прошмыгнула искра крамольная И прожгла оболочки телесные. В ней по штату эмоции числятся И "трудиться она обязана", Чтоб подольше остаться чистою От идеи сверху навязанной. Нас с былыми владельцами связывает И в потомка вселится исподволь, Наша сущность - всегда одноразовая, Инвентарь неизменный для исповеди.
x x x
Или бред, иль навязчивый сон. Завывая, кружит ветер бешеный. Темнота, словно стая ворон, Налетает на глушь озверевшую.
Кто-то полем промерзшим бредет
В неизвестности мрака кромешного.
Странный голос как-будто зовет
Не тебя ль? Так какого же лешего...
Позабудь эту ересь да пей, Черствым хлебом соленым закусывай, Лишь в душе не копайся своей, Что зовется загадочной русскою.
Разогнавшись, ворвется метель
В тесноту комнатенки замызганной,
И тяжелый спасительный хмель
Унесет, и начнется все сызнова.
По заснеженной жесткой стерне Ты волчицей ободранной рыскаешь, И холодной бесстрастной луне Диким воем тоску свою выскажешь.
Так давай, не раздумывай, пей
Эту горькую гадость невкусную,
Лишь в душе не копайся своей,
Что зовется загадочной русскою.
Расколдует раскатистый звон На рассвете все сны окаянные. Внемлют лики старинных икон Запоздалым словам покаяния.
Видишь выход из царства теней?
Там, где свечка оплывшая тусклая.
Этот свет не в душе ли твоей,
Что зовется загадочной русскою?
x x x
Там, где рисунки выбиты на скалах, Давно, в суровых северных краях, Стихия море потемневшее вздымала, И стойбище сковал холодный страх.
Людей тщедушных ветер леденил,
Сек тело и врывался с визгом в уши,
Лавиной непрерывной ливень лил,
Водой бурлящей заливая сушу.
Тогда к своим священным истуканам, Своим земным языческим богам Они пошли на ощупь за шаманом, Хоть ринулась навстречу им река.
