– Это Блюститель Заветов. В городе его слово не последнее, – холодно объяснил Хавр.
– В городе он может хоть Блюстителем Дерьма числиться, а здесь уже Заоколье. Свободная земля. Понятно? Я городу никогда не служил и служить не собираюсь. Не нужна вам моя смола, я другим делом займусь. Хавр мой старый знакомый, и для него я кое-что могу сделать. Не даром, конечно. А тебя я в первый раз вижу. Так и быть, переночевать сегодня переночуй, но завтра чтоб тобой здесь и не пахло!
– Завтра тут ни ноги, ни запаха нашего не будет, – примирительно сказал Хавр. – А вот после дикарей вонь надолго останется.
Во сне я ни на минуту не забывал, что где-то неподалеку может бродить тварь, способная в единый миг тонким слоем размазать человека по стенке. Потому и спал вполглаза. Хавр тоже вставал несколько раз, выглядывая поочередно во все окна. Думаю, на этот раз Блюститель Заоколья не лукавил – все случившееся здесь было для него такой же загадкой, как и для меня. Что касается Ирлеф, то она вообще не сомкнула глаз, опасаясь, что Хавр без ее ведома столкуется о чем-нибудь противозаконном со своим толстомордым приятелем. Лишь сам хозяин, осилив полбочонка пива и немного успокоив тем самым расшатавшиеся за время пребывания в подвале нервы, спал сном праведника.
Завтрак обилием и разнообразием блюд напоминал натюрморт фламандской школы, с той лишь разницей, что вместо кроликов и фазанов здесь были представлены скорее макаки и летучие мыши (подбираю наиболее близкие сравнения), а вместо винограда и персиков – репа со вкусом бананов и огромные финики со вкусом огурца.
– Чего не жрешь? – уже миролюбиво спросил у Ирлеф хозяин. – Ведь сдохнешь скоро. Один нос на роже остался, да и тот кривой.
– Тебе должно быть известно, любезный, что в городе живут согласно Заветам, – пропустив комплимент мимо ушей, сказала Ирлеф, и отпихнула предложенный ей ломоть жирного окорока.
– Известно, и что дальше?.. – Хозяин занялся обсасыванием мозговой косточки.
– А Заветы гласят: довольствуйся малым, если только не можешь довольствоваться ничтожно малым.
– Ну и пусть себе гласят… ваши Заветы… При чем здесь, интересно, Заветы, если я жрать хочу?
– Хочется и зверю, и человеку. Но усмирять свои желания способен только человек. Тот, кто не может пренебрегать своим «хочу», уподобляется бездушной скотине.
– Ладно, я зверь, – согласился хозяин, пальцем продырявив скорлупу яйца, размером превосходящего кулак. – Скотина, зато как человек. А ты считаешь себя человеком, а ешь, как скотина, всякие отбросы. Знаю я, чем вы в городе питаетесь. Для того я и человек, чтобы все свои «хочу» удовлетворить. Жалко мне вас.
