– Очаг сегодня еще не зажигали, – сказал Хавр, потянув носом.
Вне стен города он вел себя весьма уверенно. Чувствовалось, что его родная стихия именно здесь, на опасном, продуваемом всеми ветрами приволье, а не в замкнутом каменном мирке. Сейчас он был крайне насторожен (не испуган, а именно – насторожен) и даже ступать стал по-другому, мягко и в то же время пружинисто, словно подкрадывающийся к добыче кот. Зато Ирлеф, наоборот, вела себя, как испуганная мышка – или металась без толку, или впадала в оцепенение. Открытое пространство, буйство запахов и форм, новые впечатления и атмосфера постоянной тревоги просто подавляли ее.
– Оставайся здесь, – сказал Хавр. – А я обойду дом вокруг.
– Нет! – воскликнула Ирлеф. – Я с тобой!
Она боялась не за себя. Она боялась утратить контроль над ним. Хавр только замычал, сдерживая, очевидно, весьма красноречивые эпитеты.
– Ладно, – мне пришлось взять инициативу на себя. – Могу и я сходить.
Давно зарекшись верить Хавру, да и не ощущая поблизости особой опасности, я тем не менее обошел поляну по самой ее кромке, скрываясь за деревьями, – осторожность, как говорится, бывает лишней только в супружеской постели. Ничего подозрительного, кстати, не обнаружилось – забор как забор, калитка как калитка, пушкой не прошибешь. Никаких следов осады, никаких признаков запустения. В общем, все в целости и сохранности, о чем вскорости и было доложено Хавру.
Тот кивнул, выставил вперед ствол своего ружья, и все мы, топча лесные травы, двинулись к дому. Калитка оказалась запертой изнутри, и на стук в нее никто не отозвался. Бревна в частоколе оказались подогнаны настолько плотно, что заглянуть во двор было невозможно.
– Может, пока мы крюк по холмам давали, хозяин в город уехал? – предположил я.
– Нечего ему там сейчас делать, – ответил Хавр. – Тем более когда он уезжает, спускает с цепи псов. Они бы уже давно лай на весь лес подняли.
Пришлось нам с Хавром исполнить гимнастический номер под названием «пирамида», в которой я, естественно, оказался нижним. Некоторое время он сидел на верхушке забора, готовый в случае опасности сигануть обратно.
– Сейчас тут шум начнется, – сказал он. – Но вы не пугайтесь. – И спрыгнул во двор.
Там сразу что-то забренчало, залязгало и затренькало на разные лады. Однако вскоре грохот затих, и после томительной паузы я спросил:
– Ну что там у тебя?
– Порядок, – запор калитки лязгнул. – Заходите.
Одного-единственного взгляда было достаточно, чтобы убедиться – порядка здесь как раз и нет. Двор был усыпан битой посудой, тряпьем, обломками мебели и всяким иным добром, ныне превратившимся в бесполезный хлам. Распахнутую настежь дверь, точно так же, как и высокий порог, покрывала густая, бурая, давно засохшая масса, к которой даже мухи потеряли всякий интерес. Жуткое кровавое месиво расплескалось так широко, будто человека, превратившегося во все это, расплющило одним страшным ударом даже не в лепешку, а скорее, в пюре.
