Лакедемоняне шаг за шагом теснили афинян. Трава из желтой стала красной. Люди стонали на земле предсмертным стоном. А мертвые молчали, чтобы никогда – больше никогда! – не браться за мечи. Но и этот страшный пример не мог образумить воюющих, ибо так сильно было ожесточение одних против других. И так сильно оказалось желание победить во что бы то ни стало. Но кто победит? Это было не вполне ясно, хотя афинян изрядно теснили, а правое крыло их было разбито.
Периклову войску удалось расстроить ряды противника, и здесь уже бились один на один или один против двух или трех. Ежеминутно менялось положение: там, где бились двое, – уже лежали двое, там, где сражались трое, – оставался всего лишь один. В эти мгновения фессалийская конница без особого напряжения могла бы изменить ход сражения. Но – увы! – она уходила все дальше и дальше.
Лакедемоняне, проявив жестокое упорство, сломили гоплитов Кимона и прошлись по их телам. Это было тяжелым ударом для войска Миронида. Непоправимым ударом, ибо некому было оказать ему помощь: Толмид терпел урон, он отступал, а Перикл едва успевал отбиваться от превосходящих сил противника. О победе афинян теперь уже не могло быть и речи! Но пока человек жив, он надеется и верит…
Афиняне все еще жили. Сражались. И верили…
– Он снова появился у нашего дома, – сказал Евангел.
Хозяин, казалось, не расслышал этих слов: он слушал голоса ветра и дождя, голос тишины этой комнаты и голос сердца, которое уносило его в далекое прошлое…
Евангел повторил:
– Он снова появился у нашего дома.
– Кто?
– Этот молодой человек с горящими глазами. Я говорил с ним.
Перикл привстал:
– Что же он?
– Ничего… Стоит напротив и смотрит на наши ворота.
– Ты приказал ему удалиться?
– Да.
– Что же он?
– Все то же.
– Что же он, спрашиваю?!
Перикл задумался: что надо этому молодому человеку? Кто он? И откуда такое упорство?
– Я сказал ему: «Ступай займись делом». Он ответил, что нет дела более достойного, чем то, о котором желает поговорить с тобой. Я сказал ему: «Мой господин, как известно, не у дел. Он никого не желает видеть». – «А у меня, говорит, нет к нему просьбы, не надо мне от него ни одного обола, и я прекрасно знаю, что он не у дел, что никому больше не нужен».
– Так и сказал?
– В точности.
– Чей он сын?
– Не говорит.
– Откуда он?
– Не говорит. Но по всему видно – житель равнины, житель морского побережья.
– Я, кажется, припоминаю его. Он такой кудрявый?
– Да.
– Невысокий?
– Да. Худощавый.
