– Да, как же быть?.. Кирилл Григорьевич давно меня упрашивал принять его настырного пиита, на сего дня, как на грех, и назначила…
– Э, господынюшка!… – Он помедлил, присматриваясь, поскольку в последнее время уже не называл ее старым домашним прозвищем; она не заметила промашки, повторил: – Господынюшка, стоит ли над этим ломать голову? Пущай скачут следом.
– Пущай! Как ты легко, Алексеюшка, снимаешь все мои заботы…
С этой похвалой он и пустился в сборы. Конечно, сразу же послав за Кириллом. Тот не замедлил явиться.
– На охоту? – сразу понял. – А как же с моим Ломоносовым быть?
– Приказано вам обоим скакать следом. Кирилл фыркнул. Мало того, что он и сам-то редко садился в седло, предпочитая карету, разве что уж перед полком повальяжничать, – так Ломоносов-то, поди, под брюхом у лошади седло будет искать? Пришлось успокоить озадаченного братца:
– Мы ввечеру выезжаем, день проведем в Гостилицах, а к следующим сумеркам, даст Бог, и вернемся. В охотничий загон тащить вас не приказано, значит, катите прямо в Царское Село. В колясочке, в колясочке!
Кирилл распрекрасно знал старшего брата: ничего больше объяснять не станет. Да и времени у него не будет. Обергермейстер – это высшее придворное звание, какое только имелось в империи. Камергеров, сенаторов, даже фельдмаршалов – много, а обергермейстер один. У него под рукой целый полк охотников, доезжачих, загонщиков, собачников, пикинеров, со связками коротких заплечных пик, чтоб добычу добивать, не портить шкуру собак о волчьи, хотя бы и лисьи предсмертные зубы. Всех надо оповестить, всех вразумить, хотя бис похмелья крепкого. Да и придворных будет целая орда. Гонцов не наберешься!
По примеру старшего брата, он к профессору Ломоносову тоже гонца послал. Тот панталоны, видно, долго натягивал, поздним вечером уже приехал.
– Ваше сиятельство, что приключилось? – озабоченно раскланялся.
– Хорошее приключение будет, – посмеялся ободряюще. – Добрая охота назначена. Завтра я за вами, господин профессор, свою карету пришлю. Поедете в Царское Село. Там аудиенция назначена.
Профессор ничего не мог взять в толк:
– Село? Царское? Как же так?..
– Так, господин профессор. Не мешкайте, как прибудет карета.
Ломоносов ушел, даже и сейчас мало что понимая. В голове у него прожекты разные ворочались, а в глазах мозаика всеми цветами переливалась. Над портретом Государыни работал, как раз на свою фабрику, в Копорье, должен был выезжать поутру, – когда ему о живой Елизавете Петровне думать?
