Дашкова смотрела на него как на предателя:
– И это вы, вы говорите?! А мне казалось, что вы влюблены в Екатерину Алексеевну, как Орлов… или…
– Как Понятовский?
Весталку только и можно было сбить с речи вот таким прямым ударом. Понятовский! Ему прочили польскую корону, а в жены…
– Да! – договаривала весталка.
Слухи, домыслы – все вместе сплеталось. Дома истеричная жена, здесь такая же истеричная весталка. Промеж всего – или над всеми? – не менее истеричный Государь, который напрочь забыл, что Кириллу Разумовскому надлежит быть в Малороссии, поскольку он гетман. Да и сам-то Кирилл о своей принадлежности стал забывать – все малороссийские дела были отданы на откуп старшинам, во главе с генеральным обозным Кочубеем. Родственничек как-никак! То-то понахапают в отсутствие гетмана…
Сейчас ежедневные парады и разводы на дворцовом плацу. А вечером, если не во дворце каком-нибудь – Летнем ли, Зимнем ли, – так вечер открытый, с неизменным присутствием Станислава Понятовского, пока что и не короля польского, и не любовника, пожалуй. Метая банк красивыми, холеными руками, он жаловался:
– Матка Боска! Жещинам нельзя доверять не только сердце, но и…
– …корону?
С польской короной у Станислава Понятовского пока что не получалось, а с какой такой радости он поселился в Петербурге – тоже никто не знал. Кроме Екатерины Дашковой, разумеется.
– Это лучше, чем неотесанный Орлов! – заговорщицким тоном шептала она на ухо, неизменно проигрывая.
Нарочито флегматично Кирилл Разумовский, ее более везучий партнер, уточнял:
– Это который? Их же трое, даже четверо, если московского считать.
Екатерина Дашкова категорично закрывала глазки кукольными ручками:
– Григорий!
– Герой Грос-Егерсдорфа. Так ведь он же пораненный вроде?
Иногда в слезах отбегала от него весталка, бросая карты. А чего судьбу делить, она сама придет, когда надо. Если о Понятовском еще и в прошлые годы знали, так что могли знать об Орловых? Полгода назад и слыхом не слыхали. Кто они?.. Говорили, по фамилии – Адлеры. Вроде как из немецких колонистов. Без роду, без племени. И вдруг выскочили. Григорий состоял при пленном немецком генерале Шверине и через то приблизился к Петру Федоровичу; Алексей, прозванный Алеханом, просто силач и красавец; младший Федор – прапорщик Измайловского полка. Однако храбры и отчаянны были братья, а Григорий еще и ранен при Грос-Егерсдорфе, хотя будто он один, сколько там положили народу! Но вели себя братья так, словно век жили во дворцах. А уж куролесили!…
