По сути дела, на позиции несопротивления стояли и правые сионисты. Они полагали, что ради спасения еврейского народа надо отказаться от общей антифашистской борьбы, что можно пожертвовать частью еврейского населения (даже очень значительной), лишь бы другая часть (как бы мала она ни была) сохранила шанс пережить войну. С этих позиций легко было оправдать деятельность юденратов, составлявших для гитлеровцев списки своих соплеменников на предмет их уничтожения. Таким образом, правые сионисты не только в какой-то степени оправдывали всевозможных негодяев из среды самих же евреев, но, противопоставляя евреев другим народам, усугубляли их изоляцию. Когда надежды уцелеть развеялись, тем, кто еще мог преодолеть страх и тупую покорность, стали напоминать о традициях ортодоксального иудейства, согласно которым «смерть за веру» — это в конечном счете победа над грубой силой врага. По сути дела, эти традиции служили самооправданием для людей слабых духом, пассивных, не способных на энергичные действия.
Молодежный актив решил выступить самостоятельно. Хотели поджечь шопы, перебить часовых и патруль СС, проломить в нескольких местах стену гетто и бежать на «арийскую сторону». Однако осуществить эти планы было невозможно, и в первую очередь из-за нехватки оружия — на 18 августа боевые группы Варшавского гетто имели только один не очень исправный револьвер. Генрик Котлицкий принес его с «арийской стороны» и через Гитлер-Барского передал командиру Гвардии Людовой в Варшавском гетто Густаву Алефу. Партия оружия — девять револьверов и пять гранат, собранная для Варшавского гетто поляками — членами ППР, попала в руки гестапо. К тому же боевые группы, принадлежавшие к разным политическим направлениям, пока еще действовали независимо друг от друга и, поддерживая дружеские контакты, не имели общего руководства. Так что на первых порах все ограничилось поджогом нескольких шопов и расклейкой на стенах полицейских комиссариатов плакатов «Смерть еврейским полицейским, которые помогли немцам перебить 200 000 собратьев!»
В первой половине августа коммунисты (Левартовский) и левые сионисты, встретившись на конференции на фабрике Ландау, договорились приступить к вербовке в партизанские отряды людей с «арийской внешностью», без акцента говорящих по-польски. Нескольким таким группам молодежи действительно удалось выбраться из гетто и уйти к партизанам. Однако из-за недостаточной подготовленности и слабой связи с польскими партизанскими отрядами и местным населением еврейские партизанские группы погибали одна за другой сразу же по выходе из гетто. Как правило, даже не желавшие иметь дело с немцами крестьяне очень неохотно помогали евреям. Реквизиции же, к которым неизбежно приходилось прибегать еврейским партизанам, а также акты возмездия за доносы (поджог стогов, сараев и т. д.) вызвали страшное озлобление крестьян. «Еврейское партизанское движение не имело возможности развиваться, — пишет одна из активных участниц польского движения Сопротивления Гелена Балицка-Козловска. — Отряды, которым крестьянин неохотно дает хлеб, которые не находят помощи ни у деревенского ребенка, ни у рабочего в лесу, не могут просуществовать долго. Почти все боевики погибли, перебитые немцами или элементами из НСЗ» (Народове Силы Збройне — ультраправая организация). Историк Моше Каганович подчеркивает, что евреям — испокон веков обитателям городов — трудно было обосноваться и выжить в суровых условиях леса, особенно зимой. Немцы и их сообщники из местного населения чувствовали себя в лесах намного лучше. Единственным выходом для еврейских партизан было влиться в польские партизанские отряды. Но к тому времени, когда на польских землях развернулось широкое партизанское движение, почти все вырвавшиеся из гетто евреи уже были перебиты.
