Но скоро сорвалась с креплений бочка с соляркой, начала кататься по каюте, сшибая и круша все, что попадалось на пути. Искровенив руки, избив бока о переборки, мы едва изловили махину в два центнера весом, кое-как спеленали веревками.
Всю ночь мы так и не сомкнули глаз. Мы выписывали галсы в взбесившемся море, с трудом делая на карте пометки нашего примерного местонахождения. Каждую минуту чудилось, что катер вот-вот треснет и пойдет ко дну. "Бурелом" стонал, кряхтел, валился набок, но цепко держался на гремучих волнах.
Кто-кто, а уж Мишаня знал беломорские ветры. Обеденник, тот, к примеру, добрый ветер. Начнется с полудня и стихнет к вечеру. Полуночник успокаивался через сутки. Сейчас неистовствовал злой шелонник - настоящий разбойник на море.
Шторм грохотал еще день и только ночью вроде стал стихать. Посиневший от бессонницы и напряжения Мишаня смог наконец отдохнуть.
При слабом свете аккумуляторной лампочки, освещающей компас и приборы двигателя, я вел катер, стараясь не подходить близко к берегу, но и не удаляясь в море. От усталости резало глаза, болела голова, страшно хотелось спать. Я пил крепкую заварку, от нее, как от хины, горело во рту.
Перед утром меня сменил Мишаня. Волна уже была мельче, но оставалась тугой и плотной, как боксерская груша. Каждый удар ее сопровождался скрежетом бортов и водопадным шумом переваливающегося через палубу моря. Мишаня хотел было выскочить из рубки, чтобы поточнее определиться, но волна загнала его обратно. Отжимая мокрую одежду, он проговорил:
- Ложись спать. Скоро должно кончиться.
Я залез на койку, стал привязываться шкертиком, чтобы меня не вытряхнуло из постели, но так и не успел затянуть узел - уже спал...
Проснулся оттого, что не было качки. Тихо погромыхивал мотор на корме. Через иллюминаторы косо бил красноватый утренний свет.
- Приехали! - радостно сообщил Мишаня.
Я выскочил на палубу и онемел перед буйством рассвета. Море блестело, как рыбья чешуя, будто не было никакого шторма. На востоке приветно горело малиновое солнце. А из серовато-синей дали, как бы выныривая из покойной морской глади, вырастал розовый городок в зеленом окружении лесов.
На малых оборотах наш катер входил в бухту Благополучия. То тут, то там проплывали мимо маленькие островки, заросшие кустарниками и мелким березняком, по-здешнему "луды". Из воды торчали камни, покрытые водорослями. В лоции сообщалось, что в прежние времена вход в залив обозначался деревянными крестами. Они укреплялись на каменистых насыпях и служили своеобразными буями для шкиперов. А впереди увеличивался в размерах, раздавался вширь и ввысь Соловецкий монастырь с маковками соборов и церквей, крепостными покатыми башнями и стенами, не пробиваемыми никаким огнем.
