– Пойдешь сама, – дойдешь без переломов, – изрек Вася жутковатым голосом, – будешь сопротивляться – захрустят твои белые кости в наших щупальцах.
Голова в мешке часто закивала, и мы повели пленницу по кладбищенским тропинкам по направлению к часовне. По дороге, чтобы не создавать гнетущую тишину, Люся комментировала происходящее:
– Ведем мы тебя, голуба душа, по кладбищу. Здесь ты и останешься. Теперь это твое новое место жительства. А что? Ничего, со многими случается. Не хочешь? Матвей Васильевич тоже не хотел, а пришлось. Ты была его ангелом смерти, мы – твоими. Видишь, как тебе повезло? У тебя нас много.
Я проводила их до часовни. Вася завел пленницу внутрь и тут же вернулся. Я в последний раз проинструктировала своих помощников, строго-настрого запретив устраивать какое-либо членовредительство. Впрочем, на этот счет можно было и не волноваться, в этой парочке бомжей совершенно не наблюдалось никакой агрессии, что было даже как-то странно: жизнь их так потрепала, что они просто обязаны были обозлиться на весь белый свет.
Только сейчас я поняла, как устала. Навалилось все: физическое утомление от трудового дня, эмоциональное опустошение от только что выполненного дела, заканчивающаяся бессонная ночь. Не помню, как я добрела до машины, удивляюсь, как не уснула за рулем. Я просто обязана была поспать несколько часов перед новой встречей с Любкой.
* * *
Сон мой был тревожным и коротким. Вернулась я на рассвете, а уже в семь часов открыла глаза и поняла, что уснуть не смогу. Но бодрости короткий сон не принес. Я спустилась на кухню, сварила себе, по возможности, самый крепкий кофе, который только была способна выпить. И, кажется, переборщила. Сегодня любимый напиток казался слишком густым и отдавал хинной горечью. Но выпить его было необходимо, чтобы проснуться. Я перелила вязкую жидкость в большую чашку, щедро плеснула молока. Теперь пить можно.
«Лекарство» подействовало, в голове потихоньку прояснялось, эпизоды сегодняшней ночи возникали перед глазами и сами встраивались в картинку, как детские пазлы. Скоро я поняла, что смогу ехать. Гримироваться не стала, просто скажу Васе и Люсе, чтобы не снимали повязку с глаз медсестры. Спустя час я была на кладбище. Любка сидела с завязанными глазами в углу кровати, словно зверь, пробравшийся в курятник и понявший, что его отсюда не выпустят.
– Вас зовут Люба, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла я, немного понизив голос, – не отвечайте и ничего не говорите. Слушайте меня. Недавно вы убили человека. Очень хорошего человека. Вы сделали это ради денег, даже не задумываясь о том, что творите. Поэтому с вами произойдет то же самое. Вы отняли жизнь, значит, должны потерять свою.
