Каспер покачал головой.
Рука Максимилиана упала на бумаги.
— Тебя упрячут за решетку! Вышлют! Ты не успеешь с ней встретиться!
Он с трудом добрался до края кровати. Словно гимнаст, делающий на перекладине стойку на руках.
— Злое сердце, — проговорил он хрипло, — не очень хорошо для клоуна. Плюешь на протянутую руку. Теряешь шанс. После того, как она многие годы была вне пределов досягаемости твоего разрушительного воздействия.
Он обернулся к женщине.
— Когда он помрет — а его черед тоже придет, — по его завещанию к гробу приделают колесики. Чтобы он сам мог покатить себя из часовни в крематорий. И чтобы ему не нужно было никого просить.
Гнев его был, как и много раз прежде, величественным. Но физической основы для него уже не осталось. Больной закашлялся — глубоко, безнадежно.
Врач дала ему откашляться, потом осторожно приподняла за плечи. Каспер положил игральную карту на край кровати.
— Если ты по-прежнему знаешь кого-нибудь, кто имеет доступ к Центральному реестру транспортных средств, — сказал он, — тогда ты мог бы найти адрес. По которому зарегистрирован этот номер.
Максимилиан лежал с закрытыми глазами. Каспер пошел к двери.
— Мы смотрели трансляцию из Монте-Карло, — сказал больной. — И вручение премии, и твое представление.
Каспер остановился. Максимилиан протянул руку назад. Взял руку женщины. Лицо его вокруг глаз стало гладким, как у испанского театрального комика.
— Мы хотели, чтобы оно длилось вечно. Все было как в детстве. Это единственное, что никогда не должно кончаться. Любовь. И великие представления.
Отец и сын посмотрели друг другу в глаза. Не осталось никаких масок. Больной смог выдержать это в течение нескольких секунд, потом отвел глаза.
Он коснулся своих волос. Они были рыжими и жесткими, словно барсучья шерсть. Он потянул за них. Это был парик. Голова под ним была лысой как арбуз.
— Не ожидал, да? Сделал его после химиотерапии. Из своих собственных волос. Снимите шляпу. Перед великим художником!
Каспер вернулся к кровати. Обхватил большой лысый череп и притянул его к себе. Он вслушался в тот трагизм, который с годами накапливается вокруг большинства людей. Звук всего того, что могло бы состояться, но так никогда и не состоялось.
Максимилиан застыл в его руках. Через мгновение он высвободился.
— Хватит, — сказал он. — Я чувствую себя Лазарем. Собаки лижут меня. Когда я снова тебя увижу? Через шесть месяцев?
Врач открыла Касперу дверь.
— Эта девочка, — донеслось с кровати, — ученица. Ты из-за нее на самом деле пришел? Разве не так?
