Сентиментальный потоп | страница 4



– Ну, знаешь… За прописку деньги берут… Мне одна украинка миллион предлагала…

– Чего ж не взял?

– Вот к тебе поехал…

– Жалеешь? Да?

– Да не об этом речь… Просто ты понимай…

Но жизнь была цепью непонимания. Глупого, идиотского, случайного… Оба ведь хорошие люди, слава богу, как говорится, что нашлись… И осознать это вроде не штука, а вот же…

Шла у них жизнь не в той скорости, не в той мелодии, все как в кривом зеркале, маленькое казалось большим, большое же сжималось и кукожилось.

…А тут еще в полную мощь музыка из магнитофона камикадзе. Рваные ритмы рвут тоненькие паутиночки проклевывающихся старых мелодий. Только вспомнится…

– …Помнишь, как под нами мосток обломился?

– Ты же такой вахлак… Навалился, перила и хрустнули.

Оба тихо смеются, но врубается на всю мощь магнитофон с колонками, под него какие воспоминания?

– …Неудобная у тебя кровать. Я совсем не сплю.

– А у меня изжога от твоих голубцов.

– Не мои – магазинные.

– Магазинные? Ну, ты даешь! Чего ж это мы едим магазинные? Капусты, что ли, нет? Или там – начинки?

– Три дня нигде нет капусты.

– Странно…

– Не веришь, что ли?

– Странно, я говорю…

Тошно им было обоим. От неумения сблизиться, понять друг друга. И пришла мысль, что совершили они оба ошибку. Стал он задерживаться с приятелями, то в пивную зайдет, то в стекляшку.

– Девушкой сохранилась, – объяснял он своему дружку, – это я ценю…

– Ха! Может, никто на нее не зарился? Уцененный товар?..

И уже сомнения обуревают Николая. А может, так и было? И уже виделась она ему не симпатичной, милой женщиной, какой была на самом деле, а уродиной, с вытянутой головой, с большими руками и ногами. И делалось ему жаль себя, мужчину, у которого были такие возможности – монголки, женщины из Прибалтики, хоть и с дефектом речи, платежеспособные украинки. И слеза набегала ему на глаза, и держал он ее в реснице не смахивая, потому что так было жальче самого себя.

Тоня подружилась с соседкой, той самой, у которой кот сожрал печенку. Соседка жаловалась на шум из их квартиры и говорила, что надо быть святой, чтобы жить с дылдой-камикадзе.

– Грубая девочка, – говорила Тоня. – Ну, разве это девичье дело – карате? А книжки не читает. Я ей предложила роман Золя, а она ответила, что это муть.

– Вы попались, – зловеще говорила соседка. И Тоня видела себя мышкой, попавшей в грохочущую мышеловку. И слеза набегала ей на глаза, и удерживает она ее там, не моргая, потому что и ей так жальче самое себя.

Накаленные до предела, растравленные чужой «неблагодарностью», они однажды поссорились гадко, громко, вовлекая в скандал дылду, кошку, соседку… И разбежались потом друг от друга с криком и плачем.