На сорок первый день его начали сватать. Без подходов и интеллигентских штучек. Просто стали приводить баб. Разных, всяких… Умеющих готовить и не умеющих… С высокой зарплатой и малоимущих… Красивых блондинок с хорошими статями и мелковато-шустрых брюнеток… Была женщина-монголка, выросшая в Сивцевом Вражке, украинка, желающая прописки в Москве, бледная картавая женщина из Литвы с кандидатской степенью.
Большое количество невест – хоть руками ешь! – выводило ситуацию из разряда проблемно-теоретических в разряд реально-практических. Бери и женись, чего уж там! И Николай глубоко задумался.
Он все время, с того самого понедельника, когда покойница замочила майки, спал очень хорошо. Бессонницы у него не было. Ложился – и как убитый. А тут – от монголок, блондинок и картавых кандидаток – у него начались перебои со сном. Стал он их – женщин – вместо сна примерять всех подряд к себе, к дочери, дылде-камикадзе, к квартире, к кухне. В общем, перестал спать.
Вот тут и пришло письмо. От сестры. Она тоже писала, что горе горем, а жениться надо. И у нее было конкретное предложение: «Коля, не морочь себе голову и бери Тоню, которую ты так подло бросил восемнадцать лет тому назад, польстившись на москвичку. Она уважаемый в городе человек, хотя замуж так и не вышла. И ты, Коля, виноватый, ты… Живет скромно, висит на Доске почета».
Сестра добавила, что удочку уже забрасывала. Ах, мол, Коля овдовел! Тоня очень сочувственно покачала головой и сказала: «Бедный!» Так что можно сделать оптимистический вывод… Другая бы на ее месте сказала: «Так ему и надо».
Николай вспомнил, какая была у них с Тоней любовь. Все было, только до главного не дошли. Побоялись. Но потом он уехал учиться в Москву, встретился с покойницей, с ней до главного дошли, а дальше уж стоял вопрос порядочности. Честно говоря, Николай никогда не жалел, что получилось так, а не иначе. Хорошая была у него жена, хорошая. Чего бога гневить!
Но Тоня, Тоня, Тоня…
Это ж вам не какая-нибудь чужая украинка, которой нужна прописка. Это почти свой человек. Это, можно сказать, любовь, положенная в морозильник. Теперь ее надо оттуда вынуть, чтоб оттаяла.
В четверг Николай сел в поезд, в пятницу утром был дома, на родине, вечером он с коробкой конфет «Ассорти» пошел к Тоне. Она сказала: «Господи! Каким ветром?» И была в лакированных лодочках, югославском шерстяном костюме, а на голове у нее была воздвигнута резко вверх прическа, от которой Тоня казалась слегка непропорциональной. Но это по первому взгляду. Уже по второму он видел другую Тоню, а по третьему – так и вовсе не сомневался ни в ком и ни в чем.
