Антон Николаевич умолк, приглядываясь то к Агафону, то к вошедшим в кабинет людям. Вошел молодой тракторист, татарин, улыбающийся, счастливый. Женится. Просит отпуск. Получив бумажку, вылетает как на крыльях. Появился тот самый верзила шофер в несгибаемых перчатках, он смущен и подавлен.
- Машину пока не получишь, - прочитав заявление, говорит Громов.
- Да я, Василий Васильевич, провалиться мне на этом месте, зарок дал, ни грамма в рот не беру вот уж который день.
- А все-таки который? - пристально глядя на парня большими, радужно-чистыми глазами, спрашивает директор.
- Да уж, поди, ден пять.
- Ден полсотни походишь в разнорабочих, проветришься, там видно будет. Ясно?
- Ясно-то оно ясно, но я ведь...
- Извини, друг, иного решения не будет. Потом, учти твердо: если напьешься и на этой работе, то приду и сам лично тебя сниму, а что будет дальше, сам знать должен.
Верзила шофер, любитель выпивки, помяв в руках свои никчемные теперь перчатки, удалился.
- Видал, как стрижет директор? - заметил Антон Николаевич и тихо спросил: - А у тебя как с этим делом?
- Не люблю пьяных, - ответил Агафон.
- Ну, а сам-то можешь выпить?
- Могу. Вот сегодня приятеля встретил. Обязательно выпью стопку под куриную лапшу, - признался Агафон.
- Если в голове нет прорехи, можно выпить и две, - сказал Константинов.
"А не так прост секретарь-то райкома, каким он показался мне при первой встрече", - думал Чертыковцев.
В совхозе он прожил несколько дней. Знакомясь с новым хозяйством, побывал и на фермах. Чем больше вникал в дела, тем острее понимал, что пустые, выспренние газетные статьи и длинные речи о сельском хозяйстве ни в какой степени не отражали истинного положения. Хозяйство лихорадило, себестоимость продукции была очень высокой.
Побывал и на рыбалке. Рано утром взял удочки и пошел на озеро Тептярь ловить красноперок. По пути зашел в ближайший свиной лагерь - за кашей для подкормки и насадки. Попал во время утренней кормежки. Едва бойкий микротракторок "Волжанин" застучал на пригорке мотором, свиньи-"дачницы" подняли такой разноголосый хор, что затыкай уши. Поговорив со свинарем, Агафон запустил в бадью руку и достал горсть пахучего, разварного, с белой сердцевиной ячменя. Настоящая, добротная каша. Вечером рассказал об этом Илье Михайловичу.
- Привозной! - махнул тот рукой. - В прошлом году у нас родился свой очень хороший ячмень. Ссыпали его в бурты. Ну, думали, откормим наших свинюшек на славу. А на деле?
